— Сейчас — спонтанно, — признался он. — Понимаешь, в молодости мы с рыжим год копили на две пары, причем на гораздо более скромный вариант. И в этом скромном варианте мы действительно полтысячи лет проходили. Им сносу нет, этим ботинкам, они удобные, как я не знаю что, и они, поверь, своих денег стоят.

— А к чему такая таинственность? — удивилась Эри.

— Так это незаконно! Кожа — биоматериал, а на Окисте такое использование биоматериалов запрещено, — пояснил Пятый. — Оно вообще много где запрещено, как ты понимаешь, но если очень хочется, то можно. Вот как сейчас. За ботинки не арестуют, конечно, но — могут оштрафовать того, кто произвел. Или ввёз. В общем, и этому дядьке, и нам конфиденциальность только на руку. И, знаешь… вот ты говорила в Саприи про то, что я чувствую или не чувствую… я увидел этого охотника, и как накрыло, — признался он. — Хочу, и всё тут. Так давно ничего не хотелось, и вдруг захотелось.

— Так это же здорово, — Эри посмотрела на него. — Это очень хорошо.

— Наверно. Не знаю, — Пятый пожал плечами. — Мне кажется, тебе должно понравиться.

— Мне уже заранее нравится, — призналась Эри. — Всегда были проблемы с обувью. Она же дорогая очень была на Соде, да и с больными ногами трудно купить что-то подходящее… кстати, — спохватилась она. — А кэш? Где ты возьмешь этот самый кэш? У нас же всё в счетах. Да и у вас тоже.

— Ха. Вот сходим, на яхты посмотрим, и кое-куда слетаем, — пояснил Пятый. — Кэш… Эри, он есть. Я больше чем уверен, что есть.

— Погоди, — Эри остановилась. — У вас тут что, тайник какой-то остался?

— Думаю, да, — Пятый вздохнул. — Скажи спасибо Лину, это он у нас великий нычник. Тут штук десять тайников, хоть один, да уцелел.

— Золото и бриллианты? — округлила глаза Эри.

— И не только, — пожал плечами Пятый, словно речь шла о чем-то незначительном. — Пойдем к яхтам, а?

— Ну, пойдем, — согласилась Эри.

…Впервые за всё это время она с огромным удивлением увидела, что у Пятого, оказывается, могут так гореть глаза, и он может… так улыбаться. Вспомнив его недавнее рассуждение о том, что полеты приедаются, да и вообще, он «не правильный», она вдруг осознала — правильный он как раз вот такой, как в эти минуты. Сейчас они медленно, временами останавливаясь, шли по пирсу, разглядывая яхты, и Пятый то и дело принимался объяснять ей какие-то не совсем понятные вещи — непонятные ей, но отнюдь не ему. Тоннаж, геометрия корпуса, материалы, устройства парусов, ходовые качества; что-то про гонки, правила, про местные ветра, про какие-то их особенности, про горы, про погоду… Эри слушала, кивала, но даже не пыталась вмешаться в его монолог — потому что по сути это и был монолог, словно у Пятого сорвало какой-то стоп-кран в голове, и то, что он так тщательно скрывал, что намерено не помнил, потому что было не до того, вдруг проснулось, ожило, и сейчас заполняло собой всё и вся.