Основываясь именно на китайских источниках, Н. Я. Бичурин (1777–1853)[14] в своем кратком историческом обозрении еще в 1828 г. поведал о государственных образованиях кочевых монголоязычных и тюркских народов, живших на территории Монголии, и пришел к следующим выводам о «начале монгольского народа» и зарождении его государственности: «Более чем за двадцать пять веков до нашей эры скитался уже народ сей (монгольские племена. — А. М.) со своими стадами по пустыням, сопредельным Северному Китаю…

При великих военных переворотах часто многочисленные поколения (монголов. — А. М.) переходили с юга на север или с севера на юг, с пределов восточных на край западный и там навсегда оставались…

Вся история народа монгольского свидетельствует, что переходы его поколений из одного края в другой происходили от раздела земель при каждом важном перевороте в сей стране, но ни при одном происшествии (она) не говорит, чтобы вошел в Монголию другой народ, отличный от коренного и по происхождению, и по языку, — [и в этом] неоспоримое доказательство единства монгольского народа и в самой древности…

Монголам известен один только образ правления — удельный. Они разделяются на поколения или уделы, называемые аймаками. Целое государство или народ (улус. — А. М.) получает у них название от имени господствующего дома, а каждый аймак — от владетельного поколения (племени. — А. М.). С падением владетельных домов народ их не теряет своего бытия, но с переменою оных получает только новое название.

Сим образом один и тот же монгольский народ существует от древнейших времен до ныне под разными только именами… При династиях Цинь и Хань — хунну и гунну. Потом он носил попеременно имена сяньби, жу-жу (жужан), кидань, татань (дада. — А. М.), монгол…»[15]

Основываясь на тех же источниках, что и Н. Я. Бичурин, один из ведущих современных специалистов в области истории кочевых обществ, американский ученый Т. Барфилд считал отличительной особенностью империи Хунну и последующих государственных образований, существовавших на территории Монголии до эпохи Чингисхана, их конфедеративную форму государственного устройства.

«Предшественницами Монгольской империи (Чингисхана. — А. М.), — писал американский ученый, — были имперские конфедерации, использовавшие принципы племенной организации (выделено мной. — А. М.). Племенные вожди управляли на локальном уровне, в то же время имперская структура основывалась на монополии на внешнюю политику и военные дела… Особенностью имперских конфедераций было включение в их состав племен без разрушения их трайбалистской структуры (племенной обособленности. — А. М.)… На местном уровне составляющие конфедерацию племена (в том числе и монголоязычные. — А. М.) управлялись почти так, как до их включения в состав кочевой империи. Местные вожди и старейшины сохраняли значительную автономию из-за их тесных связей с соплеменниками. Поэтому, когда имперская структура разваливалась, вожди племен были готовы проявиться как автономные политические деятели»[16].