ГЛАВА ПЕРВАЯ,
В доме тишина. Первые солнечные лучи прокрались меж зданий на площади и добрались до моего лица. Я сразу же встала, хотя было еще очень рано. Все равно мне больше не заснуть.
В тот день мне исполнилось двенадцать. Тогда-то все и началось.
Мы собирались переезжать. Хотя, на мой взгляд, новый дом ничем не лучше нынешнего — такая же помойка.
По всей квартире валялись горы барахла: простыни, занавески, старые шмотки, дурацкие безделушки — мамина страсть, — книги, альбомы для рисования, кисти и испорченные эскизы. Я осторожно пробралась через этот хлам и заглянула в гостиную.
Мама, укрывшись старой шубой из чернобурки (она вечно мерзнет по ночам), спала как дитя. В ногах у нее лежал наш пес Килрой. Он сонно поглядел на меня, застывшую в дверном проеме, удивляясь, чего это я поднялась в такую рань. Потом соскочил с кровати и, пыхтя и фыркая, кинулся меня лизать.
— Тише, маму разбудишь! — шепнула я в косматое ухо.
Мы пошли на кухню. Среди штабелей кастрюль, гор запакованных стаканов, тарелок, соусников, супниц и прочей посуды я разыскала пластиковую миску и мутовку, взбила сливки и украсила ими торт, который испекла накануне вечером, пока мама трудилась над очередной картинкой для еженедельника. Свечек для торта я не нашла и воткнула вместо них двенадцать бенгальских огней, оставшихся с Рождества.
— Сойдет, — заключила я.
Килрой облизал остатки сливок с моих пальцев и печально посмотрел мне в глаза, словно понимал, как все паршиво, и предчувствовал, как все еще больше запутается. Я зарылась лицом в его мягкую белую мягкую шерсть. Вот бы спрятаться в ней, как в белом облаке!
От дня рождения я ничего хорошего не ждала.
Мне не хотелось переезжать, жаль было оставлять нашу унылую квартиру, где мне жилось вполне сносно, злобного старикашку Седерстрёма, нашего соседа, который вечно брюзжал, что мама-де играет по ночам на саксофоне, а Килрой писает возле входной двери. Не хотелось расставаться с друзьями, со школой и с маленьким кафе на площади. Мы перебирались в продувную халупу в южной части города. По мне, так мы с тем же успехом могли перекочевать в какую-нибудь деревенскую дыру с сопливыми буренками и щекастой ребятней. От нового дома до нынешнего два часа на метро. Но самое паршивое то, что нам предстояло поселиться вместе с Ингве — одним идиотом, с которым маме взбрело в голову съехаться. Если любовь толкает людей на подобные глупости, я нипочем влюбляться не стану!