– Стёпа! Да как же так! Человек же не котёнок. Это котят подкидывают. А парня надо отправить туда, откуда пришёл.
– Из леса он пришёл. Что, в лес отправлять?
– А вдруг он совершил чего? Преступление…убил кого, и притворяется, что не помнит. Прибьёт нас с Надюхой и всё.
– Может он чего и совершил, так что, на улице теперь ему жить? Ты хотя бы на него посмотри!
– Ох, Стёпа, что с того, что посмотрю? Где он?
– Да здесь, за забором сидит, на лавке твоей.
– Больше некуда было вести?
– Да мы с Клавкой перебрали всех. Никто не может взять, кроме вас. А хлопец видный, только что-то с головой у него приключилось, и ничего при нём нет, ни документов, ни денег, ни карточек каких, ни телефона. Гол, как сокол.
Мужчины вышли во двор, поросший густым спорышом. Дом у Веденских был маленький, но аккуратный, выкрашенный свежей известью после зимы, крытый яркой рыжей черепицей. По двору гуляли куры разной масти. На яблоне у входа висел рукомойник, и там же к стволу прислонилось маленькое зеркало. Дом обрамляли сараюшки, где обитала разная живность, росли груши, несколько яблонь, сливы, вишни. Кусты крыжовника и смородины начинали стройные ряды ягод и овощей. На них равнялись морковь, лук, перцы, огурцы, чеснок, помидоры и другие обитатели грядок. Был ещё один огород, побольше, над которым ни свет, ни заря уже склонилась Надежда Васильевна, палимая солнцем и поливаемая дождём. Андрей сидел на лавке за забором в густой липовой тени. Глаза у него были прикрыты.
– Ну, прям Иисусик! Господи, прости! Кузьмич, глянь!
– Да я смотрю.
Кузьмич подошёл поближе к молодому мужчине. Вид у него был, прямо скажем, бледный. Одежда, волосы, руки замазаны грязью. На голове внушительная шишка с кровоподтёком. Лицо тоже в грязи, но под грязью – печать бледнолицего городского жителя.
– Городской, – сказал Иван Кузьмич голосом опытного следователя.
– Да и я смотрю, – поддакнул Степан Семёнович.
– Ты чей? Откуда родом? – спросил Иван Кузьмич у Андрея.
Парень медленно открыл глаза и сказал:
– Ничей.
– Я ж тебе говорил, Кузьмич, не помнит он ничего.
– Подожди, – одёрнул его Иван, – хорошо, ничей. Где живёшь?
Глаза парня медленно закрылись: