Он сказал это со всей уверенностью очень молодого человека, но, подумав, прибавил:

– По крайней мере, нам в «Хивли энд Хаунд» о таких неизвестно.

– Отлично сформулированное уточнение, мистер Коппертуэйт. Я это запомню. Итак, чем я могу вам помочь?

– Вы уже очень мне помогли, мисс Контент, оказавшись дома, да еще и по тому адресу, который был указан. Я, собственно, выполняю просьбу одного нашего клиента.

Он сунул руку куда-то за дверь и извлек оттуда некий длинный предмет, завернутый в плотную белую бумагу и перевязанный лентой в горошек; к свертку была приклеена табличка: «Не открывать до Рождества».

– Я был обязан доставить это вам, – сказал юный мистер Коппертуэйт, – согласно поручению…

– Некоего Уоллеса Уолкотта.

– Совершенно верно.

Он колебался, не зная, что сказать дальше.

– Дело в том, что это несколько необычное поручение, поскольку…

– Поскольку мистера Уолкотта больше нет с нами.

Мы оба помолчали.

– Если вы не против, мисс Контент, я скажу так: вы, я вижу, удивлены. Но, надеюсь, это приятный сюрприз?

– Мистер Коппертуэйт, если бы над моей дверью висел венок из омелы, я бы вас поцеловала[189].

– Ну, да. То есть нет…

И он украдкой бросил взгляд на дверную раму. Затем торжественно выпрямился, вручил мне сверток и сказал уже вполне официальным тоном:

– Веселого вам Рождества, мисс Контент.

– И вам веселого Рождества, мистер Коппертуэйт.

Я никогда не принадлежала к числу тех, кто дожидается рождественского утра, чтобы развернуть полученные подарки. Если уж в мои руки попал рождественский подарок – даже если это случится четвертого июля[190], – я тут же открою его хоть при свете салюта. Так что я уселась в любимое кресло и вскрыла пакет, который так терпеливо ждал своего часа, чтобы явиться ко мне перед Рождеством вместе с неожиданным стуком в дверь.