— Чему ты улыбаешься? — спрашивал Хэнк, когда она возвращалась с грязным полотенцем, чтобы постирать его на заднем крыльце.

— Это тайна, — отвечала она, веселясь при виде его любопытства, — мой секрет.

— Вон там, за амбаром? Так. Потихоньку встречаешься с кем-нибудь на сеновале?

Она продолжала загадочно мурлыкать, выжимая и вешая полотенце.

— С кем? Ты же целыми днями держишь меня здесь в заточении одну, покинутую…

— Ага! Значит, да. Так кто этот котяра? Придется свернуть негодяю шею. Кто же из шалунов пытается соблазнить мою жену? Говори, я должен знать…

Она улыбалась и шла на кухню.

— Подожди еще пару месяцев и узнаешь… Схватив Вив за свитер, он тянет ее назад, пока она не прижимается к нему спиной. Он обнимает ее, и рука его скользит вниз по ее тугому вздувшемуся животу.

— Я думаю, с ним все будет хорошо, — говорит он ей в затылок, — главное, чтобы не черный; иначе Генри всех нас потопит.

Она откидывает голову к нему на грудь, размышляя, как это здорово быть молодой, беременной и влюбленной. Ей кажется, что ей страшно повезло. У нее есть все, что ей хочется. Мурлыкая, она трется о него. Он нюхает ее волосы, потом отталкивает, не выпуская из рук, поворачивает к себе лицом и принимается рассматривать, прищурив глаза.

— Интересно, они станут черными?

— Детеныши?

— Нет, нет, — смеется он. — Твои волосы.

И уже в сумерках она слышит, как вороны рассаживаются на верхушках деревьев.

По мере приближения родов она перестала ходить на холм, хотя врач и сказал, что прогулки ей на пользу. Она не знала, почему перестала туда ходить; сначала ей казалось, что ей были слишком интересны движения, происходившие у нее внутри, но потом она осознала, что дело было не в этом, иначе она возобновила бы свои прогулки, когда движения прекратились и она поняла, что существо внутри нее умерло. Несколько месяцев спустя, когда следы операции зажили и ей сказали, что она может возвратиться к нормальной жизни, она снова отправилась к хижине. Но шел моросящий дождь, единственными птицами, которых ей довелось увидеть, была стая летящих к югу гусей, которые смеялись непонятным ей смехом, и она вернулась к книгам. С тех пор она бывала там всего несколько раз, и уже много лет не ходила той тропинкой, по которой они шли теперь, и все же она помнила ее удивительно ясно. Более того, она бы хотела идти впереди, чтобы двигаться не таким быстрым шагом. Генри же надо было показать им, что он такой же здоровый человек, как и все, — в гипсе у него нога или нет. Дело не в том, что она не могла угнаться, — она вовсе не поэтому хотела идти медленнее, — Ли с непривычки было тяжело ориентироваться в темноте. Она слышала, как он борется с кустами и ягодником где-то позади, то и дело сбиваясь с тропинки на обочину. Она уже собралась предложить взять его за руку, но потом передумала, так же как передумала просить старика идти помедленнее или пропустить ее вперед.