— Здравствуй, Хэнк. Прими мои соболезнования. — Старческая рука дотрагивается до Хэнка с шуршащим, пергаментным звуком и тут же резко отдергивается, чтобы прикрыть привычный кашель. Хэнк смотрит на отца.
— Как ты, папа?
— Так себе, Хэнк, так себе. — Он тоскливо прикрывает унылые глаза. — Док говорит, что мне не скоро удастся вернуться на работу, может, даже очень не скоро… — И вдруг глаза снова вспыхивают упрямым зеленым огнем. — Но он считает, что через неделю я уже смогу играть на скрипке. Да, ии-ии-хи-хо-иихи-хо! Берегись, Бони, они так накачали меня наркотиками, что я стал опасен.
— Ты бы лучше успокоился, Генри, — произносит Бони сквозь пальцы, которыми все еще прикрывает узкую щель своего рта.
— Нет, ты его только послушай, сынок! Сколько он мне доставил удовольствия своим приходом! Вот, садись на кровать, если нет стула. Сестричка, у меня что, всего один стул? Может, ты принесешь еще один для моего мальчика? И как насчет кружки пойла?
— Кофе предназначен для пациентов, мистер Стампер, а не для посетителей.
— Я оплачу его, черт подери! — Он подмигивает Хэнку. — Ну, я тебе скажу… когда меня доставили сюда тем вечером, ты даже не поверишь, чего они только не требовали заполнить. Похоже, ты отказался, так пришлось мне все это делать.
— Это неправда! — возмущенно поспешила вставить сестра; но Генри дальше не стал распространяться о той ночи.
— Да, сэр, всевозможнейшие процедуры. Даже отпечатки пальцев хотели взять, невзирая на то что я не слишком годился для этого. — Сестра вышла из палаты и поспешила прочь по коридору. Генри проводил ее взглядом знатока. — Мурашки по коже… Впилиться бы в нее по самые яйца и затрахать до смерти, моей, естественно.
— Не в том ты возрасте, чтобы трахаться, — заметил Бони, не уступая ни на йоту.
— Это у тебя ничего не осталось, кроме челюстей, Бони. А у меня, если хочешь знать, еще три своих собственных зуба, и два из них даже друг против друга. — Он открыл рот и продемонстрировал. Но это как будто полностью лишило Генри сил, и он откинулся на подушку с закрытыми глазами. Когда он снова открыл их, чтобы взглянуть на своего угрюмого посетителя, бодрость его уже была какой-то вымученной. — Эта проклятая баба целыми днями только и ждет, чтобы я откинул копыта и она могла бы как следует застелить кровать. Вот и злится, что я все еще жив.
— Она просто беспокоится, — невозмутимо заметил Бони. — У нее есть все основания беспокоиться о тебе, старина.
— Дерьмо, а не основания, — с готовностью принял вызов Генри. — Стервятники ко мне даже близко не подлетали. Ты послушай его, Хэнк, этого старого разбойника. Я их даже слыхом не слыхал.