В эту минуту жрец Посидона Лаокоонт с обоими своими сыновьями приближался к побережью; его сам бог сновидением вызвал туда для искупления греха, о котором знали только они оба. Увидев деревянного коня и услышав споры о нем, он не вытерпел. «Безумцы! – крикнул он. – Неужели вы доверитесь коварному врагу? Мне подозрительны даже и дары ахейцев; следует, по крайней мере, заглянуть вовнутрь этого чудовища». И, взяв у ближайшего воина его копье, он могучим махом метнул его в живот коня. Задрожал он, и изнутри послышался точно медный звон. «Слышите?» – торжествующе крикнул Лаокоонт.

Но его не слушали: внимание было привлечено приходом горсти юношей, ведших с собою пленного ахейца. Тотчас все его окружили и повели его к царю Приаму, стоявшему недалеко. «Кто ты? Откуда?» – «Мое имя – Синон, – ответил пленник, – я товарищ Палам еда, несправедливо умерщвленного благодаря коварству Одиссея. После того как вожди решили вернуться домой, я стал грозить убийце, что на родине займусь прежде всего делом мести. Этим я нагнал страх на него. По сговору с ним Калхант стал распространять вещание, что путь обратно, как и путь сюда, должен быть искуплен человеческой жертвой – и таковой наметил меня. Я бежал и скрылся в тростниках Симоента, где меня и нашла твоя молодежь!»

Своим, казалось, бесхитростным рассказом он всех расположил в свою пользу. «Но что значит этот деревянный конь?» – продолжал Приам. «Это посвятительный дар Палладе». – «Это мы уже знаем; но почему он такой огромный?» Синон замялся; но обещание Приама, что он получит троянское гражданство, как будто рассеяло его сомнения. «Для того, – сказал он таинственно, – чтобы вы не могли ввести его в ваш кремль. Вещание о нем таково: что если вы его уничтожите или повредите, то на вас обрушится неумолимый гнев Паллады; если же вы его введете в ваши стены и поставите перед ее храмом в Пергаме, то ваш город станет несокрушимым».

Раздирающий крик с берега прервал дальнейшие расспросы. Лаокоонт с обоими юношами стоял у воздвигнутого для Посидона алтаря. Вдруг со стороны моря показались два огромных змея, с быстротой молнии бросились на жреца и его сыновей и окружили их неразрывными кольцами своих гладких и липких тел. Никакая помощь не была возможна; и вскоре все трое испустили дух. Разумеется, это была кара Посидона за тайный грех Лаокоонта, но так как трояне об этом грехе ничего не знали, то они истолковали его гибель иначе. «Видите? – говорили многие. – Синон прав: кара богини настигла того, который дерзновенно метнул копье в ее дар. Скорее в Пергам, в Пергам!» Соорудили низкий помост на колесах, поставили коня на него и повезли; а так как чудовище не проходило через Скейские ворота, то пришлось разобрать значительную часть стены.