Разумеется, этими возможностями пользуются в собственных интересах, и как ни парадоксально, мы подходим к нравственной истине тем ближе, чем успешнее действуем в своих интересах. Но в данном случае – и здесь начинается смещение в сторону «теплого и неопределенного», – преследование своих интересов имеет ряд побочных продуктов, нравственных в более традиционном смысле.

Начнем с того, что использование этих возможностей с ненулевой суммой – а именно между западным и мусульманским мирами, – служит интересам обеих сторон, а благосостояние человека в целом растет. (В этом заключается волшебство фактора ненулевой суммы: он преобразует разумный эгоизм в благополучие окружающих.) Когда человечество в целом становится лучше, это не обязательно означает, что к процессу причастна нравственная истина, но свидетельствует о некотором нравственном прогрессе. Более того, в данном случае причастность некой нравственной истины несомненна. Ибо ее обязательная предпосылка, расширение нравственного воображения, вынуждает нас обращаться к тому, что представляют собой внутри все больше и больше людей – а именно понимать, что их внутренний мир поразительно похож на наш. Как и наш внутренний мир, их мир окрашен эмоциями и страстями – нашим дарвиновским наследием; как и наш, их мир, в свою очередь, окрашивает все, что нас окружает, корыстной нравственной оценкой и обладает присущими ему ценностями.

Утверждение, что другие люди – тоже люди, может показаться ничем не примечательным. Тем не менее его часто игнорируют, в каком-то смысле оно является неестественным. Ведь любой организм, возникший в результате естественного отбора, по умолчанию находится во власти иллюзии, что он особенный. В повседневной жизни все мы исходим из этой предпосылки – что наше благополучие гораздо важнее благополучия почти всех прочих, за исключением разве что близких родственников. В сущности, согласно этой предпосылке наше благополучие гораздо важнее благополучия других людей. Мы упорно трудимся, чтобы позволить себе десерт, в то время как у других нет даже обеда. Свои обиды мы принимаем близко к сердцу и считаем оправданными, обиды других воспринимаем как блажь. Причем таковы мы все: каждый находится под впечатлением, что он особенный. Очевидно, что мы все не можем быть правыми в сколько-нибудь объективном смысле. Истина обязана быть иной. Расширение нравственного воображения подводит нас ближе к этой истине.

Так что в итоге спасение глобальной социальной системы охватывает нравственный прогресс не только в отношении благосостояния людей; предварительным и обязательным условием для такого развития должно быть столкновение отдельно взятых людей с нравственной истиной. Это – неизбежный результат истории человечества. Он не обязательно означает, что мы восторжествуем, что наш вид настолько приблизится к нравственной истине, что достигнет спасения. Тем не менее неизбежный итог упрямого стремления истории к росту ненулевой суммы – возможность для нас хотя бы столкнуться лицом к лицу с этой ситуацией: либо приблизиться к нравственной истине, либо погрязнуть в хаосе.