Старец имеет великие дары Божии — совет и мудрость, или мудрый совет. Это те дары Святого Духа, которые исчислял еще в Ветхом Завете один из славных пророков — Исаия (См. Ис. 11, 2-3). О только что упоминавшемся старце Макарии сказано: слово его не отличалось «блеском красноречия, но оно проникнуто было мудростью, свыше исходящей», проникнуто «духовным рассуждением, которое святыми отцами признано выше всех добродетелей» (251). О рассуждении в Патерике имеется весьма важное свидетельство, которое показывает, что оно, то есть рассуждение, есть и дар Божий и приобретается усилиями свободной воли человека. Приобретается же рассуждение, — читаем в Патерике, — «не иначе, как постоянным общением с человеком, имеющим этот дар. Так некто спросил великого старца: «Авва! Как могу я приобрести дар рассуждения?» и получил такой ответ: «Иди и прилепись к такому человеку, имеющему рассуждение, от него и научишься рассуждению» (349). А это значит (если делать логический вывод), что старчество есть и проявление действия благодати Божией и заслуга человека. Так оно было, так оно и есть: будущие старцы воспитывались, духовно возрастали, находясь вблизи своих великих учителей, впитывая их богопросвещенные слова и взирая на их жительство — ученики старцев становились, по милости Божией, сами старцами. Так старцем стал и отец Иоанн († 1991) — ученик великих схиархимандритов Серафима (Амелина) († l958), Андроника (Лукаша) († l974) и Серафима (Романцова) († l976).

Старцы точно определяли внутреннее состояние людей, хотя и встречали их впервые. Видя человека, они начинали рассказывать его жизнь и называть самые сокровенные его грехи. Духовник Глинской пустыни иеромонах Варсонофий (XVIII-XIX вв.), — читаем в Патерике, — «имел от Бога такую благодать и чистоту сердечную, что провидел все внутренние тайные помышления приходивших к нему за советом» (109). А старец схимонах Архипп († l896) предсказывал перемены в жизни братий, время их кончины, «предупреждал несчастья и падения» (483). Дар провидения и «проникновения в тайники человеческих сердец удивлял многих и побуждал всецело отдаться руководству» старца. У посетителей «появлялась уверенность, что старец лучше их знает, в чем они нуждаются и что им полезно» (733).

Отличительным признаком старца было глубочайшее смирение. Старец никогда не хвалился своими заслугами, ничего себе не приписывал, не считал себя даже особым молитвенником. Наоборот: винил себя и в своих мыслях, и перед глазами обращающихся к нему. «Сознание необходимости помощи свыше, того, что он только исполнитель воли Божией, проводник благодати — это сознание всё в его душе покоряло глубочайшему смирению и наполняло её христианским спокойствием» (680). Схимонах Архипп († l896), будучи уже хорошо известным старцем, продолжал смиренно вопрошать наставляемых лиц: «Так ли я сказал?» и добавлял: «Я ничего не знаю» (442). Смиренна была и жизнь старца, и его слово. И это «смиренное слово было вместе с тем и слово действенное, заставляло повиноваться и веровать; оно восставляло безнадежного, и плотского человека мало-помалу делало духовным» (251).