В субботу 14 июня был приглашен доктор для успокоения больного. Доктор внимательно выслушал Батюшку и "во утешение" сказал: "Никакой скоротечной чахотки нет, слабость — явление временное, все пройдет". — А мне доктор прямо сказал: — У Батюшки цветущий туберкулез, т. е. в полном расцвете, в полном разгаре, и все уже кончено, живет он только потому, что у него сердце здоровое.

Слова доктора, сказанные Батюшке, по-видимому, успокоили и утешили его, так как после этого он начал даже думать и просить о подаче заявления о переводе его в более благоприятную в климатическом отношении местность.

Время шло, а Батюшка все слабел, но, несмотря на это, когда он чувствовал себя лучше, собственноручно писал, хотя и с трудом, краткие записки некоторым своим духовным детям, некоторым писал по несколько слов на их письмах, некоторым диктовал записки и собственноручно подписывал.

20-го июня попросил лист бумаги и хотел что-то написать, но слабость не позволила много писать, написал лишь две строчки: "Какая красота в духовных книгах".

20-го или 21-го у Батюшки прошла кровь через желудок, после чего он совершенно ослабел, но еще 21-го числа продиктовал несколько записок и ослабевшею рукою подписал.

25-го в 12 часов дня Батюшку причастил о. архимандрит, родной брат одной из духовных дочерей Батюшки и сейчас же прочитал отходную. Нужно сказать, что Батюшка причащался почти ежедневно: когда был в силах — сам причащался, а когда ослабел, причащал духовник или кто-нибудь из иеромонахов.

В 2 часа дня того же 25 числа Батюшка пил чай, и в 7 час. вечера тоже выпил немножко. В 9 час. вечера я спросила: "Не желаете ли, Батюшка, выпить чаю?" В ответ на это Батюшка отрицательно покачал головой и как бы стал засыпать: глаза были закрыты, дыхание тяжелое, слышен был стон.

После 9 час. вечера я прилегла отдохнуть, о. Петр сидел за столом и писал. Не помню, сколько я пролежала, но когда встала, то Батюшка спокойно лежал на левом боку, редко дышал и тихо стонал, голова была наклонена несколько к плечу. Я подошла к нему и говорю о. Петру:

— Что же вы не подойдете к Батюшке, ведь он умирает.

— А я и не подумал, — ответил о. Петр, — хотел кончить письмо и ложиться спать, полагая, что Батюшка уснул. Ведь он так стонет около часу.

Засим подошел к Батюшке и о. Петр, и мы вместе смотрели, как Батюшка испускал дух: тихо дыхнул он несколько раз, и душа разлучилась с телом. Было 10 ч. 40 мин. вечера. Батюшка, как лежал на левом боку с наклоненной к плечу головой, так и остался, не было ни малейших конвульсий. Глаза были закрыты, рот несколько приоткрыт. Лицо было спокойное, белое, приятное, улыбающееся.