Многие исследователи, не связанные в своих трудах христианской традицией, считают очевидным наличие связи «священного кубка» с легендами о жертвенной крови еще дохристианских времен – в частности, со сказаниями о ритуальном кубке (круговой чаше), который, наподобие братины, выпивали десять царей-богов платоновской Атлантиды; о волшебном жертвенном котле древних кельтов – своеобразном аналоге античного Рога изобилия; или о Золотом кубке древнегерманских племен; либо же о связи сказания о Граале с мифами эллинистического Египта, в которых кубок, наполненный водой из «адской», подземной реки Стикса, обладал особыми свойствами и мог считаться вместилищем неких древних священных знаний («гнозиса»), утерянных по мере все большей профанации человечества.
Кто-то вообще толкует легенды о поисках Святого Грааля символически, как выражение тоски западных христиан-католиков «по чаше» (то есть, по причащению под обоими видами, хлебом и вином, Плотью и Кровью Христовой, которого христиане-католики, в отличие от православных, оказались лишенными после раскола Христианской Церкви на Западную, Римско-Католическую и Восточную, Греко-Кафолическую, в результате взаимного отлучения папы римского и Патриарха Константинопольского в 1054 году; с тех пор у католиков, в отличие от православных, миряне причащаются только хлебом, то есть облатками-гостиями, и лишь клирики – и хлебом, и вином).
Не зря на Западе неоднократно вспыхивали восстания и даже религиозные войны, ведшиеся под лозунгом и с требованиями причастия под обоими видами (лат.: «суб утракве специе») и для мирян. Достаточно вспомнить Гуситские войны, вспыхнувшие в первой половине XV века и распространившиеся с территории средневековой Чехии почти на всю Европу. На боевых знаменах, щитах и одежде гуситов был изображен как раз потир – церковная чаша для причастия; одна из «партий» в лагере гуситов («утраквистов») так и называлась – «чашники», или «каликстинцы» (от латинского слова «каликс»=«чаша»).
В продолжение традиции, воспевающей Грааль, начатой Робером де Бороном или Кретьеном де Труа, посвятившим свои творения, соответственно, графине Марии Шампанской и графу Фландрскому (поэма о Персифале, «сыне вдовы» – любопытно, что «сыном вдовы» франкмасоны именуют своего «прародителя» – легендарного зодчего Соломонова храма в Иерусалиме – Хирама Абиффа, Хирама Авия или Адонирама!), а также таинственным Киотом (Гийо) из города Провэна (а не «из Прованса», как часто неправильно пишут и думают!), баварский миннезингер Вольфрам фон Эшенбах (родившийся около 1170 года) описывает и оценивает «свой» Грааль несколько иначе, чем его предшественники на поэтической ниве. Он чрезвычайно глубоко разработал тему этой чудесной реликвии, посвятив Граалю двадцать пять тысяч (!) стихотворных строк. Над главным трудом своей жизни – знаменитой поэмой «Парцифаль» – Вольфрам трудился с 1195 по 1216 год. Как и Киот Провэнский, на которого ссылается немецкий миннезингер, именуя его «великим мастером», Вольфрам фон Эшенбах, совершил паломничество в Святую Землю, посетил Святой Град Иерусалим. Поскольку в христианстве Вольфрама не может быть никаких сомнений, можно предположить, что его толкование Грааля уходит своими корнями в иную легендарную традицию, наложившуюся, с течением времени, на сказание о чудодейственной Чаше с кровью Спасителя.