Глубокое истощение заставляет нас ослабить хватку за иллюзию о том, что жизнь будет такой, как хочется нам. Мы можем увидеть причины, по которым не являемся самими собой, или обнаружить вещи и людей, которые на самом деле не полезны для нас. Мы помним, что смерть — это не особый и уникальный случай, а безжалостный спутник жизни. Мы с удивлением и облегчением обнаруживаем, что нет ничего абсолютно верного и ничего абсолютно неверного, горе ослабляет нашу уверенность во всём, в чём только возможно. В буддизме есть понятие об уме новичка, в у христианских мистиков — nescivi, что значит «незнание». Здесь без барьеров и объяснений присутствует хаос, в котором был рождён мир.

Всё это не просто гора ужасных возможностей, данных нам, чтобы мы научились смирению. Горе — это право, данное человеку от рождения, это наш самый могущественный духовный союзник, поскольку оно вплетено в ткань повседневной жизни и достаточно сильно, чтобы разрушить эго. Английское слово «горе» (grief) происходит от латинского gravis, которое означает «тяжёлый» и указывает на условия человеческого существования, прижимающие нас своим весом к земле и настаивающие на том, чтобы мы не поднимались над человеческим опытом до тех пор, пока не проживём его. Мы дорого платим, когда пытаемся скрыть, игнорировать или преуменьшить его. Признаём мы это или нет, горе — это самое тяжёлое из благословений.

Стивен Левин, мастер, дающий учения о смерти и переживании горя, научил меня видеть как наше личное горе, так и общее горе человеческого существования, а также признавать их священный характер. Афоризм «Кесарю кесарево, Богу богово» кажется ещё одним напоминанием о том, что мы должны чтить своё уникальное земное существование в той же степени, в которой чтим наше общее духовное существование. Хотя горе любого человека неповторимо и зависит от того, какая утрата его вызвала, кем является горюющий и когда он горюет, процесс постоянного отпускания для всех одинаков. Цепляние за то или иное воззрение создаёт больше боли, чем это необходимо; но, позволяя себе врасти в это динамическое напряжение между индивидуальным и коллективными, между человеческим и духовным, мы открываем непривычный комфорт, словно оказываясь у себя дома.

Мы можем прожить горе с достоинством и помочь другим сделать то же самое, но мы не способны на это в одиночку. Мы получаем преимущество, открывая окно в общность. Мы идём вперёд, помня, что все мы проживаем одно и то же путешествие, только одни горят сейчас, другие — уже горели, а третьи будут гореть.