Один из первых историков ХББ чётко определил заслугу его участников: «не только подвергли критике синод и епархиальных архиереев, но и разработали конкретную программу церковных реформ и… способствовали возбуждению общественного интереса к проблеме обновления русского православия»; по поводу пп. III.А.5, 7(в) программы отмечал: «это не значило, что члены ХББ хотели воспитать поколение атеистов. Религиозным воспитанием детей должны были заниматься храмы и семья» (Андреев В. Либерально-обновленч. движение в Русском Православии нач. ХХ в. и его идеология. Л., 1971. С. 129, 139).

Дж. Патнэм считал программу ХББ альтернативой атеистической революционности, указывал, что она не пытается теологически ассимилировать Маркса, а основывается на примере ранних христианских общин, где «дух собственности» преодолевался любовью (неправомерно называя это «примитивным христианским коммунизмом»[77]), констатировал, что Братство отвергло идею группы Мережковского о новых откровениях и призывало Православную церковь вернуться к изначальной чистоте,[78] но, прямо противореча первоисточнику, приписывал ХББ «апокалиптический хилиазм» (Putnam G. F. Russian alternatives to Marxism: Christian socialism a. idealistic liberalism in twentieth century Russia. Knoxville, 1977. P. 59, 72–75).

Арк. Ровнер в статье «В. Ф. Эрн» (Русская религиозно-философская мысль XX века. Питтсбург, 1975. С. 386), основывавшейся на работе Д. Штеглиха «Vladimir F. Ern» (Bonn, 1966), отмечал: «Хотя в общетеоретическом аспекте программа <…> носит ярко выраженный православный характер и полемизирует с социализмом, в области практических идей (“переход от индивидуально-православной собственности к общественно-трудовой”), а также в своей тактике Братство во многих пунктах смыкалось с социализмом».[79] Единственным же примером, как ни удивительно, указал следующее: «Организация, овладев (!) типографией, стала выпускать <…> воззвания к общественности, расклеивать по Москве плакаты». Исказил биограф и цитату: в оригинале – «от индивидуально-правовой», причём переход основывается на принципе христианской любви… Недаром очерк назван Ю. Шеррер малосодержательным. Но и она поначалу утверждала, что главная идея Братства – «создать специфически русский христианский социализм» на базе «частных особенностей русского православия» (по-видимому, подразумевая под этим соборность). Замечательно, что, разбирая программу, полностью игнорировала заявленный в первом же пункте идеал ХББ – Церковь, и даже ни разу не произносила это слово. Зато подлоги следовали один за другим: якобы, участники ХББ полагали, что общины первых христиан строились на принципах коммунизма, каковой и был их прототипом; а Россию считали «местом, предназначенным для осуществления вселенской истины богочеловечества», где только и возможна подлинная община (Шеррер Ю. Неославянофильство и германофобия // ВФ. 1989. № 9. С. 86–87). Это ложь, как и то, что Братство призывало христиан «законно вооружаться против капиталистов». Постепенно позиция французской исследовательницы менялась. В статье «Религиозные поиски русской интеллигенции начала ХХ века» (Общественные науки и современность. 1991. № 2. С. 173) она подчёркивала разницу между «философами идеалистической школы» Свенцицким, Эрном, Булгаковым и группой Мережковского: одни «были почти отторгнуты церковью, <…> но не отошли от православной Церкви, оставляя, однако, за собой право критического к ней отношения», а другие «ставили под сомнение современное церковное учреждение <…> и стремились построить существенно новую религию».[80]