Не признала себя виновной и допрошенная в тот же день Пелагея Александровна Ивашёва (27 лет, девица, окончила 5-ю Московскую женскую гимназию, имеет сына, живёт в д. Шер, домашняя наставница):[113] «…мы имеем в виду Евангельскую точку зрения в её применении к практической жизни и не понимаем, почему за приведение слов Христа газета была конфискована. Ведь Евангелие же и имеет в виду именно действительную жизнь, т. е. применение в этой жизни своих заветов, о чём только мы и говорили в нашей газете. <…> Убийство признаётся нами нехристианским деянием <…> Только напоминание о завете Христа – завете христианской любви друг к другу людей, имелось в виду при издании газеты, и только слова Христа “Не убий”, завещавшего людям жалеть друг друга, лежат в основе этой статьи. <…> Христова свобода – свобода от греха». Оба были отпущены под залоги по 150 руб., внесённые на следующий день.

На повторном допросе 22 января 1907 Ивашёва придерживалась той же позиции: газета «имела своей единственной целью проповедь Евангелия. Христос всех людей называл детьми Отца Небесного, почему же исключать слуг кесаревых из числа этих детей, не давая им принять участие в общей работе всех людей – в раскрытии тайн Царства Божия, в разрешении сокровенного смысла Его святых заветов?». В тот же день, предварительно оповестив Свенцицкого о вызове к следователю для допроса, она сообщала Эрну: «…была сегодня у присяжного поверенного. Он говорит, что это дополнительное обвинение, которое ко мне предъявляется, плохо тем, что оно предъявляется прокурором. Оно по 103 статье и грозит каторгой. Присяжный поверенный говорит, что он думает, что всё это можно будет свести к году крепости, причём на кассацию надеяться нечего, так как теперь приговоры Судебной палаты всегда подтверждаются» (ВГ. № 59).

8 февраля 1907 Эрн описал объяснение с Ивашёвой: «…оно назревало уже давно. Сложность и запутанность наших отношений с П. А. становилась с каждым днём всё мучительнее. П. А. сама захотела поговорить с Валентином Павловичем. Он с радостью отозвался на это её предложение, но поставил ей такое условие: чтобы при его разговоре с ней присутствовали я, Надя, Оля, и Чми.[114] Вал. считал это необходимым, потому что только при таких условиях разговор этот мог носить окончательный и исчерпывающий характер. Иначе П. А. могла бы свести его на один из тех обычных разговоров, которые она вела, кажется, со всеми, причём всем говорила разное. П. А. согласилась на это условие. Присутствие Нади было необходимо потому что, как только Надя приехала, П. А. сразу же посвятила её во всё, конечно в своём освещении, выставив себя жертвой, нами мучимой, и это сильно задело Надю. К нам она стала относиться с враждебностью. Для Чми это было необходимо для того, чтобы поставить последнюю точку на свои отношения.