«Павел, целую тебя по-прежнему! Я удивляюсь, почему ты в такое время отталкиваешь меня, а не ободряешь? Пойми мое состояние и помоги мне быть верной тебе, и твоему Богу до конца. Я решаюсь ждать.

Вместе с ответным письмом она выслала свою фотокарточку и, как она когда-то заверяла, самую любимую.

Получив такой ответ, Павел почувствовал, что дело с Катей не окончилось так, как он предполагал (лучше переболеть, но отрубить раз и навсегда) и что, если Бог не поможет, то любовь к ней будет непосильным грузом.

Он понял, что с Катей ему следовало бы великодушно порвать сразу же после покаяния, когда любовь к Господу вспыхнула в нем единым, неделимым, святым чувством. Но он тогда смалодушествовал и, колеблемый нерешительностью, оставил для нее маленькое место. С этим грузом пошел в страдания, совершенно не подозревая того, что это будет для него снежным комом, который человек закатывает на гору. Этот вопрос теперь остался для него неразрешенным — он любил ее.

Подошло воскресенье. Прямо перед фалангой возвышалась сопка, на которой карьерная разработка по добыче известняка срезала, когда-то поросший растительностью, склон. Оставшиеся деревья: пихты, сосны, кедры — зеленой щетиной торчали по краям, поднимаясь к таинственной вершине.

Вот на эту вершину Павлу и захотелось подняться. Дело это оказалось, хотя и нелегким, но очень заманчивым, тем более, что такое восхождение для него было впервые в жизни.

Хотя подвиг для ослабленного юноши был мучительно велик, но великолепие, которое открылось перед ним на вершине, вознаградило его полностью. Безмолвно, с возрастающим восхищением, он осматривал необъятные просторы дальневосточной тайги. Сопки во всем своем многообразии — по величине и причудливой конфигурации — вырисовывались одна за другой и, будучи покрыты разнолесьем и зияющими плешинами от гарищ, напоминали огромную ярмарку природы с ее восхитительной, величественной пестротой.

Павел, стоя на коленях, не мог оторваться от этого зрелища, осматривая все перед собой. Легкий ветерок, шурша в густых пучках темно-зеленой хвои кедрача, не нарушал той таинственной тишины, в которой перекликалась живая природа, только ей одной понятным языком.

— Ку-ку!!! — резко раздалось над головой Павла. Он, испуганно вздрогнув, прижался к стволу дерева и с улыбкой взглянул вслед улетающей шалунье-кукушке.

Потом поднялся на ноги, и из груди его вырвалось:

Под ногами у него пестрела, мелкими кубиками на фоне зелени, постройка фаланги. Он и минуты не задержался на ней взглядом, но преклонив колена, погрузился в молитву.