Почти год назад он был в этом ужасном месте и, как вспомнил о клоповнике, то дрожь пробежала по его телу: «Неужели опять бросят туда?» Но на сей раз опасения оказались напрасными. Завели его в небольшую камеру, где трое арестантов уже спали. Павел был крайне утомлен от тягостных переживаний и от сознания, что прошлую ночь он сладко спал в своей чудесной избушке, а в эту ночь, не имея за собой никакой вины, должен ложиться на тюремном накатнике из жердей.

— О, Иисус мой! — со вздохом промолвил он и, не желая ни с кем вступать в разговор, помолившись, уснул.

Утром в 3-м отделе, после 2-х часового ожидания, один из начальников, с пакетом в руке, вывел его во двор.

Из-за сопки по безоблачному небу торжественно поднималось сияющее солнце и заливало своим блеском всю долину.

Под ногами искрился, вспышенный ночным морозцем снег, на карнизах окон щебетали, обласканные солнцем, воробушки. Сизая дымка от мастерских и депо недвижимым облаком повисла над поселком внизу долины.

На душе Павла рассеивалась грусть.

— Ну, Владыкин, — взяв его за плечо, обратился к нему начальник спецчасти, — почему сняли мы тебя с работы, сам знаешь, от нас не зависит. Сейчас мы направляем тебя на Кожевничиху. Она считается у нас вся штрафная, из 3-х фаланг там, найдешь себе подходящую. Отправляем мы тебя одного, без конвоя, так как знаем тебя и верим тебе. Вот в этом конверте все документы на тебя. Он запечатан сургучом, таким ты отдашь его по назначению. Дорогу я тебе покажу, вон видишь: от железнодорожного моста пошла она под сопками. Она одна, по ней ты километров через 12–15 дойдешь до центральной фаланги, а там тебя устроят.

Так, вручив пакет, проводили Владыкина на одну из штрафных фаланг. Когда он вышел на указанную дорогу, то улыбнулся от мысли, посетившей его: «Мой Господь Сам на Себе нес крест, на котором Ему надлежало быть распятым, а мне вручили пакет, в котором находятся все документы и предписания о моих предстоящих мытарствах».

Так, размышляя о Господе, он шел по дороге и не заметил, как город остался позади.

Дорога повернула влево и круто пошла на высокую горную террасу. Павел, не останавливаясь, через час-полтора поднялся наверх и, усевшись на большой пень, осмотрел пройденный путь.

С воспоминаниями о недавно пережитом, уныние холодной змеей заползало в душу Павла. Вереницей потянулись, чередуясь, образы и обстоятельства; ужасы этапного вагона и трудности, лишения на 1-й фаланге, радость избавления, встреча с Ермаком, милые лица деда Архипа с Марией, кошмары ада Кутасевича, проводы Зинаиды Алексеевны в небесную отчизну, леденящие душу, страхи по штрафным фалангам и тюрьмам, покровительство Ермака, отдых, опять 1-я фаланга и опять мучения, опять скитания.