Есть ли, однако, во всех этих благих последствиях для церкви какая-нибудь действительная заслуга Временного правительства, прямая или косвенная? Несомненно, есть. Ломка старого церковно-правительственного строя и замена его новым, если бы она совершилась даже и вне политической катастрофы, все равно должна была бы причинить немало боли иерархическим лицам, занимавшим привилегированные посты в прежнем административном аппарате Церкви. К этому при революции присоединился еще взрыв веками накопленного недовольства низших клириков против высших. Все эти неприятные переживания некоторых элементов Церкви проистекали из переворота, как такового, а не из программы, намерений и воли Временного правительства.

Программа Временного правительства в отношении Церкви была и не могла не быть отражением широких либеральных течений общественного мнения, ибо этими средними элементами Государственной Думы и было выдвинуто это правительство. В ней не было ничего нового и радикального. От повторений в течение двух-трех предыдущих десятилетий эта программа стала прямо шаблонной и общеизвестной. А именно: а) свобода религиозной совести для всех исповеданий (с включением и свободы пропаганды), б) свобода соборного самоуправления для Православной Церкви, в) упразднение государственной опеки обер-прокурора над Церковью, но, конечно, упразднение и некоторых привилегий Православия в смысле его полицейской защиты от сторонней пропаганды. Эти идеи и положения были давно уже сформулированы самими церковными кругами, даже высшими правящими кругами, например митрополитом СПб Антонием в начале 1905 г. и даже самим св. Синодом (вопреки желанию обер-прокурора Победоносцева), когда, под давлением первой революции, Государь Николай II соглашался было немедленно собрать собор.

Если бы Великий князь Михаил Александрович не совершил 3 марта 1917 г. акта отречения от трона, то и данная церковная программа осуществлена была бы и передана с печатью царского авторитета на утверждение Учредительного Собрания. Но царская власть сама ушла с горизонта политической борьбы. Исчезла та форма государственной власти, которую Русская Церковь, согласно своим византийским традициям, помазывала св. миром при короновании и допускала в качестве уже не светской, а освященной Церковью силы, к соучастию во внутреннем управлении церковными делами совместно с иерархией. Новое революционное правительство, не миропомазанное Церковью (т. е. уже не «Милостию Божиею», а «волею народа»), не могло и не должно было оставаться в прежних конфессионально тесных отношениях к Православной Церкви. Оно обязано было мыслить себя как власть только светскую, принципиально вневероисповедную. И лишь как правительство русское, национальное, оно должно было отнестись к Православной Церкви, как к исторически первенствующей среди других исповеданий в русском государстве. Иная правовая точка зрения ему просто не приличествовала. Так себя Временное Правительство сознавало и так себя и вело.