Spaccio – самобытное произведение имагинативной литературы. В этих диалогах можно не искать никакого подтекста, они с первых страниц захватывают смелой и неожиданной разработкой многих тем, искрометным юмором и сатирой, драматичной трактовкой истории о богах, собравшихся для переустройства небес, а порой в них проглядывает и Лукианова ирония. И все же в основе этой книги четко видна структура бруновской системы памяти. Как обычно, систему он берет из пособий по улучшению памяти, в качестве порядка запоминания используя на этот раз порядок созвездий Гигина, «оккультизируя» и превращая ее в свою собственную «Печать». При этом отчетливо видно, что глубокий интерес Бруно к реальным образам созвездий согласуется с магическими способами мышления, какими мы их находим в его сочинениях о памяти.

Таким образом, я думаю, не будет ошибкой утверждать, что в Spaccio представлена такая небесная риторика, которая согласуется с бруновской оккультной системой памяти. Подразумевается, что речи, в которых перечисляются эпитеты, описывающие благоприятные аспекты влияния богов с их планетами, должны насыщаться планетной энергией, подобно красноречию, порождаемому системой памяти Камилло. Spaccio – это магическая проповедь бывшего монаха.

В накаленной атмосфере дискуссии, которую Бруно вел с оксфордскими докторами, а его ученик – с кембриджскими рамистами, Spaccio нельзя было читать с тем спокойствием и умиротворенностью, с какими принимается за него современный исследователь. В контексте недавних стычек всем, конечно же, бросалась в глаза как раз «скепсийская» система памяти. Тревоги Уильяма Перкинса, по-видимому, значительно возросли оттого, что подобная книга была посвящена Сидни. «Египетские» длинноты, без которых вряд ли могли обойтись такие «скепсийцы», как Нолано и Диксоно, в Spaccio действительно очевидны. И все же для кого-то эта странная книга могла стать ослепительным откровением о приближении всеобщей герметической реформы религии и морали, выраженным в великолепных образах одного из величайших произведений ренессансного искусства, в картинах и изваяниях, созданных художником памяти во внутреннем пространстве души.

По всей видимости, итальянские диалоги с лежащими в их основе Печатями памяти отсылают читателя назад к «Печатям», тому плодотворному сочинению Бруно, с которого началась вся его кампания в Англии и благодаря которому искусство памяти сделалось ключевой проблемой. Те же из читателей «Печатей», которые добрались до Печати Печатей, могли слышать поэтическое звучание диалогов, видеть их художественные достоинства и в то же время понимать их в философском аспекте: как проповедь религии Любви, Искусства, Магии и Матезиса.