Оксана вернула портрет на место. Она ведь тоже одно время носила такие платья: на третьем курсе торкнуло позаниматься танцами. Дома даже где-то завалялись кастаньеты.

   Она вышла на середину гостиной, ударила по паркету воображаемым каблуком, раскрыла над головой несуществующий веер и вскинула подбородок. Верхняя галерея смотрела на танцовщицу. Оксана постучала босоножками по половицам, как будто высекая искру, и ощутила, как по спине пробежал заряд.

   Старая вилла отвечала эхом.

   Она могла бы видеть первых колонистов, эта вилла. Не колонистов - конкистадоров. Конечно, португальцев, а фламенко - детище Испании. Но у Оксаны уже всё смешалось в голове. И вот уже каблуки бьют вильянсико, турдион или фолию, под полосатой юбкой качаются обручи, кружевная косынка прикрывает декольте от знойного солнца, а веер порхает огромной бабочкой - выше собратьев-опахал, что приручили темнокожие слуги.

   Зал полон людей - во всей пестроте сословий и каст. Португальцы, индусы, арабы, фламандцы, ланкийцы в саронгах и сикхи в стальных браслетах, магометане и католики. И с галереи наблюдают знатные сеньоры - в чёрном бархате, золоте и ослепительных кружевах. Попирая ногами тигровую шкуру, купаясь в прохладе опахал и блеске парадных ножен, наблюдает за танцем чета хозяев - холодными и светлыми глазами истинных грандов. И рядом - блистая самоцветами, равными целой вице-королевской казне - прекрасная дочь Индии. Притворно опуская бездонные очи долу, она торжествует над благородной сеньорой: ей, дочери брахмана, позволено гораздо больше. Позволено жить с женатым мужчиной. Позволено не разлучаться с ним после смерти на погребальном костре. Позволено тешить и тешиться искусством любви, а не продолжением рода. Огни свечей подмигивают в такт - подтверждая её правоту.

   Все смотрят на танцовщицу из ниоткуда: и пожилая дуэнья, и молодой корсар с лангуром на плече и ятаганом на поясе, и маленькая смуглая рабыня в браслетах с колокольцами, и обе госпожи, успевая пепелить друг друга из-под кружевной мантильи и шёлковой дупатты, и господин, меж двух огней занятый мыслями о старых ранах... Танцовщица смотрит на них и клянётся себе, что скоро и она вытрет подошвы разбитых туфель о полосатую шкуру...

   Стук в окно уничтожил весь морок. Оксана застыла посреди пустой гостиной. Ну конечно. Старый знакомый. Бьётся перепончатыми крыльями в плотно закрытое окно и стремится высадить стекло когтистыми лапами.