- А куда не знаете?

- Откуда же мне знать. Мне нынче не докладывают кто, куда и зачем.

- Спасибо,- ответил Юрий Георгиевич, спускаясь по лестнице.

Последняя надежда теплилась в душе Юрия Георгиевича, что он найдёт Марину у себя дома, или, что она хотя бы будет ждать его около подъезда как вчера. Профессор запрыгнул в такси, на ходу говоря новый адрес, и откинулся на спинку кресла, вцепившись руками в подлокотники. Он не мог усидеть на месте. Особенно ему не давала покоя неизвестность того, о чём Марина хотела поговорить.

“Что же выходит?- думал Юрий Георгиевич.- Она пришла, значит действительно хочет поговорить или как минимум расставить все точки над “i”, что, в принципе, так же неплохо. Но вот что именно она хочет? Вернуться назад? Сохранить семью? А как же тогда забыть обо всём том, что произошло. Между ней и её ухажёром, между мной и Лизой?”

Больше всего тревожил Юрия Георгиевича тот факт, что он сам не знал чего хочет. Ещё бы каких-то пару недель назад, до предполагаемого вылета Марины в Австралию, он, не колеблясь, ответил бы, что хочет быть только с Мариной и детьми. Но сейчас он уже всецело настроился на полёт на Ферус и на отношения с Елизаветой Денисовной. Он даже начинал считать, что любит её. И как теперь это всё перечеркнуть и забыть, словно ничего и не было. И как теперь сказать Андрею Ивановичу и Максиму Михайловичу, что он передумал. Они же не оставят от него даже тени! Особенно боялся он Котова. Тогда, у него в кабинете у Юрия Георгиевича ещё был выбор. Котов сам предложил уйти. Но он отказался и заявил громогласно, что летит на Ферус. Может его теперь просто так и не отпустят. Но, в конце концов, силой же его не заставят лететь? Или могут?

Размышления Юрия Георгиевича прервал телефонный звонок. На дисплее высветилась надпись “Лиза”. Немного подержав телефон в руках он сбросил вызов, отправив сообщение: “Я наберу позже”. Вскоре от Елизаветы Денисовны пришёл ответ: “Ты где? Всё нормально? А то ты ушёл, не попрощавшись. Какие планы на вечер? Я приеду к тебе к восьми?”

“Сегодня не надо, встретимся завтра утром на работе”,- ответил Юрий Георгиевич, после чего, желая смягчить тон сообщения, дописал: “Целую”.

В беседке около дома Марины не оказалось. В квартире было тихо и пусто, и, несмотря на солнечный день, как-то холодно и безжизненно. Кое-где по полкам всё ещё лежали разбросанные детские игрушки, постепенно покрывающиеся слоем пыли. Со стен приветливо и одновременно как-то тоскливо смотрели улыбающиеся лица маленьких человечков, нарисованные давным-давно Павлом. Руки до ремонта так и не дошли, хотя планировали сделать его ещё пару лет назад. Наверное, впервые с момента ухода Марины с детьми Юрий Георгиевич почувствовал острую необходимость в детском смехе, в топоте маленьких ножек, в руках, задранных к потолку с криками “на ручки”.