Мамашу и папашу жирафов она слепила с племянниками в гостях и определила новых жителей в шапито, вернувшись из гостей глубокой ночью. "Похоже, этот момент наш вездесущий уважаемый Айболит упустил", - подумала Варвара Ильинична с улыбкой и опять принялась чертить дом.

  Каменщик Данила просил небольшой дом, но только бы "... с садом. Буду пчёл разводить".

  - Понятно, значит, скоро у нас будут пчёлы, - воскликнул архитектор Кондратьев.

  Варвара Ильинична не знала, как его назвать и назвала просто Кондратьев. Как она полагала, архитектор должен был быть рассеян и увлечён своей работой. А он оказался ещё и философом. Стал собирать философские посиделки вечерами в закутке на подоконнике, прямо перед носом лепившей что-нибудь Варвары Ильиничны. Сюда же взбирались по тропинке в батареях доктор Айболит и дрессировщик слонов Меркульев, а иногда за ними увязывался художник Краюшкин.

  - Мир не плох и не хорош, - говорил Кондратьев, сидя на краешке поддона горшка с фиалками и задумчиво глядя в окно, то на фонарь в парке и круг света под ним, то на лампу на столе, греющую его спину, - он таков, как есть. Со всеми его неустроенностями, несчастьями. Надо его просто принять. В конце концов, ведь неважно, что греет тебе спину, солнце или настольная лампа, главное, что тепло.

  - Или любимая положила тебе голову на плечо, всё не важно, - хмыкнул дрессировщик Меркульев.