Граф остановил жестом примчавшуюся охрану, явно собиравшуюся порубить меня в капусту. Отправил кирасиров глянуть, что с герцогом и его сыном, а после хмуро глянул на меня:

— Я давно здесь и слышал, о чём вы разговаривали. Каюсь, подслушивал. И вынужден признать, проморгал сие злонамеренье, ибо и помыслить не мог, что мой сын с племянником способны на эдакое. Но вы заставили их сознаться…

— Его светлейшество мёртв, — доложил один из гвардейцев, перебив канцлера. — Ваш сын, ваша светлость, ранен.

— Что ж, — нахмурился граф, — с собственным сыном я уж как-нибудь разберусь. А вот с вами, господин Штольц, у нас возникла проблема. Большая проблема. Как ни крути, вы виновны в смерти его светлейшества герцога Селябского. И хотя поступки с помыслами оного далеки были от таких понятий, как честь и непогрешимость, я не могу позволить себе простить вам убийство коронованной особы.

Я только обрадовался, что избежал расправы, не попав в руки гвардейцев. А тут с каждым словом канцлера настроение начало всё стремительнее проседать. Под конец я и вовсе почувствовал себя загнанным в угол. Сунул пистолет в карман, выдернул стилет из трости и, оглядываясь на кирасиров, попятился к окну.

В конце концов, это всего лишь второй этаж. Не разобьюсь, если что.

— Даже не думайте, — предостерёг меня граф.

— Не буду, — кивнул я и продолжил пятиться.

— Ну зачем вам это? — покривился граф. — Вас никто не станет убивать. Вы слишком ценный кадр. Просто проведёте какое-то время в полной изоляции от общества.

— Спасибо, — кивнул я, уперевшись бедром в подоконник. Глянул краем глаза в окно. Метров шесть до земли. Не смертельно.

— Господа, — обратился канцлер к кирасирам, — не дайте господину Штольцу сделать глупость.

Те, как с привязи сорвались, кинулись ко мне. А я пожалел, что не сиганул в окно сразу же и с разбега. Толстое стекло лишь пошло трещинами от моего удара рукоятью стилета. Против же закованных в броню гвардейцев узкий клинок особо не плясал — не ниндзя я ни разу. Дуболомы скрутили меня раньше, чем я успел хоть что-то предпринять.

Слава богу, дальше этого не зашло. Дверь в кабинет снова распахнулась и на пороге появился Тимонилино с «громобоем» в руке. Стрелять, правда, ни в кого не стал, а просто скомандовал:

— Стоять, не двигаться! И тебе, братец, привет, — шутливо приподнял он свою красную шляпу, очевидно, решив таким образом приободрить меня. — Всё под контролем.

Следом за ним в помещение проник сухопарый старичок, очень похожий на угрюмо застывшего канцлера. Такая же манера держать себя. Только, как мне показалось, голос ещё более властный: