Анна вскочила. Сердце забилось со скоростью парового молота. В горле и висках застучало, ноги, едва она поднялась — подкосились и она чуть не упала.

Это был доктор Сапрыкин — уставший, с темными кругами под глазами, на лбу испарина. Лицо его, куда вглядывалась Анна в надежде определить результаты операции ничего не выражало.

— Доктор… — упавшим голосом сказала Анна и отшатнулась. Она бы, наверное, упала, но Сапрыкин успел подхватить ее и удержать.

В его лице может быть ничего и не было кроме усталости, но все же Анна уловила шестым чувством, материнским чутьем, — он был не удивлен, он был шокирован и потому его глаза были так широко открыты, будто он только что столкнулся с чем-то, не входящим в узкий круг его научных представлений.

— С мальчиком все хорошо, — выдохнул он. — Мы успели. Понимаете? — Он взглянул ей в глаза. — Наверное нет. Наверное, вы не понимаете. И я не понимаю. Я вообще ничего не понимаю… — тут он начал нервно смеяться, и Анна поняла, что у него нервный срыв, он не контролирует себя. — Хотя не-ет, я-то как раз понимаю! Мы сделали это! Вопрос — как? Как мы это сделали? Кто мне на него ответит? Мы же все неверующие, атеисты-коммунисты… — Он посмотрел на Анну, отпустил ее руку. — Вам конечно, повезло, что вы такая… не спасовали, не испугались пойти к черту на кулички, ночью, одна! Лукин не в счет, мальчишка… хотя он молодец, не спорю. Таких бы побольше, чтобы душой болел и не боялся ничего. Не боялся, как я боюсь… Господи… — Сапрыкин поднял руки к больничной люстре и в этом театральном жесте не было ничего театрального, — Господи, — прошептал хирург одними губами… — упокой его душу и прими в свое царство небесное. Он это заслужил.

Глава 27

Глава 27

Осень 2014 года

Андрей очнулся. Можно ли назвать воскрешение — пробуждением и чем сон отличается от смерти? Он заснул давным-давно, в прошлой жизни, и чем была та жизнь, что хорошего он в ней сделал, кому принес пользу и каких бед натворил? Все меркнет в одно мгновение, все становится несущественным, неясным, неразличимым, теряет свою суть и сущность, перемалывается в песках времен и плотном мареве небытия.

Какое время суток? Какой день и год? В каком он времени и кто он такой? Андрей поднял руку. Перстень на указательном пальце блеснул серебристой чешуей, змея ощерилась, ее красные глазки отливали решимостью и бесстрашием.

Он повернулся к стене.

Сегодня? Вчера? Смутные образы толклись у ворот памяти, но не решались войти — их неясные тени как болезненные предвестники першили горло, хотя до самой болезни было еще далеко.