Но на примере Берлина можно увидеть, что и их мир оказался в опасности. Огонь не знает дискриминации. Он сжигает все, что горит. И пожары становились все больше. Это мир, который постепенно вскипал во взрывоопасных пригородах города и переливался в буржуазный центр.

Насилие и преступность распространялись с южных районов и из Нойкёльна, как смрадные газы поднимают наверх вздувшегося утопленника. Подобная угроза просачивалась и из Веддинга, как кровь заколотого соседа в квартиру снизу: сначала на потолке проявится отвратительное багровое пятно, затем капли начнут угрожающе падать на пол.

«Они как дети, — подумала Клара. — Люди, которые думают, что если закрыть глаза, то угроза окажется где-то далеко. Если я ее не вижу, то она меня тоже не видит». Крик появляется, только когда под удар попадают вот такие, успокоенные. Пока какую-нибудь журналистку из самопровозглашенных «либеральных» средств массовой информации не огреют со спины планкой от забора. Вот тогда — добро пожаловать в реальность! Выясняется, что зло рядом, а преступники оказались молодыми рецидивистами и в очередной раз останутся безнаказанными. И все это несмотря на то, что глаза закрыты.

«Ничто не уговаривает лучше, чем пять сантиметров острой стали в теле», — не раз говорил командир оперативной группы, который во время допроса пробил ножом бедро подозреваемого, а потом провернул лезвие в ране. На сорока пяти градусах поворота полицейские уже знали, где преступник прячет женщину и ее дочь, за которых хотел получить деньги. Похищенных нашли. Они страдали от обезвоживания, были истощены психически и чуть не умерли с голоду, но остались живы. А Карла, командира опергруппы, уволили в тот же день по заявлению потерпевшего.

Они были одни. Белльман и Винтерфельд, Германн и Фридрих, Клара и все остальные. Если они сами себе не помогут, этого не сделает никто.

* * *

Детский дом фонда Томаса Крусиуса выглядел так, словно его должны закрыть со дня на день. Пустые коридоры, ободранные оконные рамы, отваливающаяся от стен штукатурка. Лишь кое-где мелькнули пара детей, медсестра и воспитатель.

Спустя десять минут Клара сидела в кабинете директора Мертенса, который будет занимать эту должность еще четыре недели, а после этого его ждала работа в другом детском доме, где конкретно, он и сам еще не знал. Это был мужчина за сорок, слегка полноватый, но рьяно взявшийся помочь Кларе. Он специально пришел в субботу в детский дом, чтобы поговорить с ней.

Газет он, очевидно, не читал, потому что воздержался от вопросов о Безымянном. Кларе это было на руку. Перед ней лежала папка с пожелтевшими документами. Их вид и запах напомнили Кларе о ее школьных годах.