Она оперлась на локоть и посмотрела на меня, широко раскрыв глаза. Взгляд ее был пристален и испытующ.

– Ты по-прежнему любишь меня, Мартин?

– О Господи, что за вопрос! Ты сама знаешь, что да.

– Но что-то между нами произошло.

– Просто я в последнее время был как-то не в настроении, вот и все. Тебе станет лучше, если мы погасим свет?

– Может быть, тебе станет лучше, – с неожиданным лукавством ответила Анна. Сев в постели, она принялась стягивать с себя ночную рубашку. Я увидел, как ее груди, на мгновение задранные высоко вверх складками красной фланели, затем широко и бессильно опали. Не испытывая ни малейшего желания, я потянулся и погасил свет. Может быть, во тьме и впрямь окажется легче.

В окно ударила ветка, ее дрожь передалась оконному стеклу.

– Что это такое? – Анна испуганно приникла ко мне.

– Ничего. Ветер.

Она взяла мою руку и провела ею себе по груди. Я легонько забарабанил пальцами по соскам. Исполняя супружескую обязанность, я взял в рот сперва один сосок, затем другой и полизал их, добившись слабой, горьковатой на вкус эрекции. Анна начала тихонько вздыхать и, вновь найдя мою руку, провела ею себе по животу.

Сейчас я имитировал нетерпение, чтобы скрыть от нее отсутствие настоящего интереса. Я вставил ей в ухо язык и сильно скреб ее между ног.

– О Господи!

У нее перехватило дыхание. Ее колени разъехались, лоно рванулось ко мне навстречу.

Я почувствовал судорогу отвращения и отдернул руку.

– Что такое... Анна? – выдохнул я. – Анна, что ты сделала!

– Я тебя не понимаю.

– Там ничего нет!