Я двинулся, чтобы перейти на другой конец палубы, когда чья-то рука ласково легла мне на плечо, и, повернувшись, я встретился с грустными и великолепными глазами Лючио.

— Не утомились ли вы путешествием, Джеффри? — спросил он. — Этими двумя внушениями вечности: беспредельным морем, беспредельным небом? Я боюсь, что это так! Человек легко устает от своей ничтожности и бессилия, когда он находится на доске между океаном и воздухом. Между тем мы идем с такой быстротой, с какой только электричество может нести нас, и, как оно применено на этом корабле, оно несет нас с гораздо большей скоростью, чем вы можете себе представить или вообразить.

Я не ответил ему, но, взяв его под руку, медленно бродил взад и вперед. Я чувствовал, что он глядел на меня, но я избегал встретиться с ним взглядом.

— Вы думали о вашей жене? — спросил он мягко и, как мне показалось, соболезнующе. — Я избегал, по известным вам причинам, всех намеков на трагический конец такого восхитительного создания. Красота, увы, так часто подвержена истерии! Однако, если б у вас была какая-нибудь вера, вы бы верили, что она теперь ангел!

Я резко остановился и взглянул прямо на него. Тонкая улыбка дрожала на его изящных губах.

— Ангел, — повторил я медленно, — или дьявол? Что она теперь, скажите вы! Вы, который иногда заявляет, что верит в небо и ад!

Он молчал, но мечтательная улыбка еще оставалась на его губах.

— Ну же, говорите! — сказал я грубо. — Вы можете быть откровенны со мной. Ангел или дьявол — кто?

— Мой дорогой Джеффри, — увещевал он мягко. — Женщина всегда ангел — и здесь, и в будущей жизни!

Я горько засмеялся.

— Если это голос вашей веры, то мне жаль вас!

— Я не говорил о моей вере, — возразил он холодным тоном, поднимая свои блестящие глаза к темнеющим небесам. — Я не член Армии Спасения, чтоб выкрикивать свою веру при звуке труб и барабанов.

— Все равно, у вас есть вера, — настаивал я. — И мне чудится, что она должна быть необыкновенной! Если вы помните, вы обещали мне пояснить ее…

— А вы готовы, чтобы принять подобные пояснения? — спросил он несколько иронически. — Нет, мой друг, позвольте мне сказать, что вы еще не готовы! Мои верования слишком положительны, чтоб вызвать даже ваши противоречия, слишком реальны, чтоб подчиниться на мгновение вашим сомнениям. Вы бы тотчас начали возвращаться к слабым, изношенным, старым аргументам Вольтера, Шопенгауэра и Гексли. Маленькие атомистические теории — как крупинки пыли в вихре моего знания! Я могу сказать вам, что я верую в Бога как в Действительное и Положительное Существо, и это, вероятно, есть первый из уставов Церкви.