***

– Мы знаем, чем вы занимаетесь, и нам известно, сколько времени вы были вовлечены в это. Вот доказательства. – Капитан бросил на стол пачку фотографий.

– Хорошие снимки, – согласилась Мэри-Пэт. – А где представитель моего посольства?

– Мы не обязаны позволять кому-либо разговарить с вами. Мы имеем право держать вас у себя столько, сколько пожелаем. Если понадобится, то годы, – зловеще добавил сотрудник КГБ.

– Послушайте, мистер, я ведь американка, понимаете? Мой муж – дипломат. У него дипломатическая неприкосновенность, которая распространяется и на меня. Вы считаете меня пустоголовой домохозяйкой и потому рассчитываете, что со мной можно так бесцеремонно обращаться, что меня удастся запугать и заставить подписать это идиотское признание, будто я какая-то шпионка. Не надейтесь на это. Я не сомневаюсь, что правительство США защитит меня. Что касается этой бумажки, советую намазать на нее горчицу и съесть. Видит Бог – пища здесь настолько плохая, что немного протеина вам не повредит, – заметила она. – И вы еще смеете утверждать, что этот добрый пожилой мужчина, к которому я несла фотографию, тоже арестован? Тогда вы все здесь сошли с ума.

– Нам известно, что вы встречались с ним много раз.

– Два раза. Я видела его однажды во время матча в прошлом году – впрочем, нет, мы встречались на дипломатическом приеме несколько недель назад. Значит, три раза, и всякий раз беседовали о хоккее. Именно поэтому я и несла ему фотографию. Мальчишки в команде моего сына считают, что он приносит им удачу, – спросите их, все они расписались на фотографии, видите? Каждый раз, когда он приходил J.a матч, мы одерживали важные победы и мой сын забивал шайбы. Вы считаете его шпионом только потому, что он посещал матчи детских команд? Боже мой, да вы видите американских шпионов под каждой кроватью!

Разговор с сотрудником КГБ даже доставлял Мэри-Пэт удовольствие. Обращались с ней хорошо – по-видимому, причиной тому была притворная беременность. Она нарушила еще одно освященное временем правило в профессии разведчиков – как можно меньше говорить. Вместо этого Мэри-Пэт не переставала болтать подобно любому рассерженному частному лицу – находящемуся под прикрытием дипломатической неприкосновенности, разумеется, – возмущаясь поразительной глупостью русских. Она внимательно следила за реакцией офицера, который вел допрос. Больше всего русские ненавидели снисходительно-презрительное общение, особенно со стороны американцев, по отношению к которым русские испытывали прямо-таки невероятный комплекс неполноценности.