— Не понимаю, — сказал Марино. Он уже немного успокоился и теперь вместе с нами перебирал пакеты с замороженными масками. — Как ему удалось собрать все это здесь? Привезти такой груз из Англии и Ирландии? Из Вениса и Солт-Лейк-Сити?

— Сухой лед, — объяснила я, переводя взгляд на алюминиевые коробки и пенопластовые ящики. — Он упаковывал их в емкости с сухим льдом и отправлял багажом.

Дальнейшие поиски привели к обнаружению дополнительных улик. В ордере перечислялись магниевые зажигательницы, ножи и части тел, и это давало полиции право не только досматривать ящики столов, но и сносить, если понадобится, стены. После того как местный судмедэксперт осмотрел содержимое морозильника и отправил страшный груз в морг, детективы вскрыли сейф, в котором нашли иностранную валюту и тысячи фотографий сотен людей, которым судьба подарила шанс остаться в живых.

В сейфе оказалось и несколько фотографий самого Джойса; на одних он сидел в кабине белого «швайцера», на других стоял, прислонившись к фюзеляжу, со сложенными на груди руками. Я долго рассматривала снимки, стараясь понять, что двигало этим человеком. Невысокого роста, далеко не атлетического телосложения, с русыми волосами, он был бы даже симпатичен, если бы не жутко изуродованное прыщами лицо.

Я представила, сколько насмешек и издевательств выпало на его долю в подростковом возрасте, какой стыд ему пришлось испытать. Я знала несколько таких, обезображенных при рождении или болезнью парней, которые росли вместе со мной без надежды на радости юношества и любовь.

Ньютон Джойс отбирал у других то, чего не имел сам. Изуродованный, он уродовал людей, уничтожал источник своих несчастий. У меня не было к нему жалости. И еще я не думала, что он и Кэрри по-прежнему находятся в этом городе или вообще поблизости. Она получила то, что хотела. В установленную мной ловушку попала я сама. Кэрри хотела, чтобы я нашла Бентона, и я нашла.

Сомнений не оставалось: последнее слово будет за Кэрри. Но мне было все равно. Все чувства во мне умерли. В поисках тишины я вышла во двор, где бегонии и смоковницы соперничали с буйно разросшейся травой в борьбе за солнце, и опустилась на старую мраморную скамейку.

* * *

Я нашла племянницу в узорчатой тени громадных дубов, возле запущенных, но не потерявших силу желтых и красных кустов гибискуса.

— Пора домой, Люси.

Мы сидели на твердом, холодном камне, всегда ассоциировавшемся у меня с кладбищем.

— Надеюсь, он умер до того, как они сделали это с ним, — снова сказала Люси.

Мне не хотелось ни о чем думать.

— Надеюсь, он не страдал.