Миссис Уоринг явно обрадовалась.

— Именно!Хочу продать квартиру дочери, и, если можно, я бы хотела, чтобы этим занялись вы.

— Можно, почему нет, миссис Уоринг?

Лейси назначила ей встречу на следующее утро, повесила трубку и повернулась к Рику.

— Просто повезло! Дом номер 3 на Восточной 70-й. Дом-то хороший, — сказала она.

— Три на Восточной 70-й. Какая квартира? — тут же спросил он.

— 10 "Б". Случайно не знаешь ее?

— Откуда мне знать? — резко бросил он. — Особенно при том, что мой папенька, исходя из собственных соображений, пять лет продержал меня в вест-сайдском офисе... Но не скрою, — тут Лейси показалось, будто Рик нарочно напускает на себя довольный вид, — слышал краем уха, будто тебя приметили, ты кому-то понравилась, и теперь этот кто-то хочет подбросить тебе эксклюзивчик. Сколько раз я тебе повторял слова моего деда, а он в этих делах собаку съел: «Благословен тот, кого запоминают люди».

— Вполне возможно, хоть я не уверена, что дело здесь в благословении, — Лейси понадеялась, что подобный откат положит разговору конец. Она еще питала надежду, что Рик научится воспринимать ее как обычную служащую империи его папочки.

Рик пожал плечами и ушел к себе: его кабинет выходил на Восточную 62-ю улицу, ее — на Мэдисон-авеню. Лейси нравилось смотреть на бесконечный поток машин, на толпы шумных туристов, на посетителей роскошных бутиков.

«Есть люди, рожденные для Нью-Йорка, — порой приходилось объяснять паникующим женам переведенных на Манхэттен сотрудников. — Иные едут сюда с неохотой, но вдруг обнаруживают, что Нью-Йорк — лучшее место для жизни, пусть и не идеальное. На дальнейшие вопросы она обычно отвечала: — Сама я выросла на Манхэттене. Уезжала только в колледж учиться, а так, можно сказать, всю жизнь здесь прожила. Это мой дом, мой город».

Джек Фаррелл, ее отец, воспринимал город точно так же. Лейси с детства запомнила Нью-Йорк таким, каким его показал ей отец.

* * *

«Мы с тобой, Лейс, похожи; что ты, что я — пройдохи мегаполисные. Мать твоя давно мечтает уехать из города. Но терпит, потому что знает — без города я умру».

Лейси унаследовала и любовь Джека к Нью-Йорку, и его ирландскую внешность: светлую кожу, зеленые глаза и темные, почти черные волосы. Сестре же ее, Кит, достались английские черты матери: ярко-синие глаза и волосы цвета озимой пшеницы.

Джек Фаррелл был музыкантом и работал в театре, но порой играл в клубах, иногда участвовал в концертах. С детства Лейси знала наизусть все бродвейские мюзиклы и распевала их вместе с отцом. Лейси только окончила колледж, как отец умер. Эта смерть стала для нее таким ударом, что, казалось, оправиться от него она не сможет никогда. Рядом с театром ей все время казалось, что из его дверей вот-вот вынырнет отец. После похорон мать грустно вздохнула: «Как отец и говорил, в городе я не останусь». И бывшая медсестра купила квартиру в кондоминиуме в Нью-Джерси. Поближе к сестре Лейси Кит и ее семье. После переезда она устроилась на работу в местную больницу.