Что-то назревало, это точно.
— Хорошо, — ответил Фрик, встревоженный и одновременно предвкушающий жаркую схватку, победителем в которой, несомненно, будет мистер Трумэн. — Я буду спать в вашей кровати, а вы — на диване. Это здорово. Я никогда не спал вне дома.
— Ну, в общем-то, свой дом ты и не покидаешь.
— Да, конечно, но я никогда не был в вашей квартире. Даже когда вас здесь не было. Для меня это незнакомая территория, как темная сторона Луны. Так что все будет внове.
И вместо того, чтобы раздумывать над тем, как избежать похищения и смерти, Фрик уже рисовал себе совсем другое будущее: может, они не сразу улягутся спать, посидят на ковре при свечах, рассказывая друг другу истории о призраках. Он понимал, что это глупая идея, глупая от начала и до конца, только историй про призраков им и не хватало, но ему она приглянулась.
Мистер Трумэн посмотрел на часы.
— Почти восемь, — он поднялся и начал переставлять грязную посуду на стальную тележку, на которой привез обед. — Я отвезу все на кухню, а потом мы устроим тебя в моей квартире.
— Я бы хотел подняться в библиотеку и взять книжку, — на самом деле Фрику хотелось облегчиться в кадку с пальмой.
Даже в квартире начальника службы безопасности, под охраной бывшего копа, Фрик не горел желанием воспользоваться туалетом, где наверняка будет хотя бы одно зеркало. Человек очень уж уязвим, когда справляет малую нужду.
Мистер Трумэн медлил с ответом, глядя в окно, на ночь, дождь, туман.
— Я всегда засыпаю с книгой, — гнул свое Фрик.
— Хорошо. Но только не задерживайся, договорились? Выбери книгу и сразу иди в мою квартиру.
— Да, сэр, — он направился к двери, но уже через пару шагов остановился. — Может, потом мы сможем рассказать друг другу истории о призраках.
Нахмурившись, словно Фрик предложил взорвать западное крыло особняка, даже чуть побледнев, мистер Трумэн спросил:
— Истории о призраках? Почему ты об этом заговорил?
— Ну… э-э-э, вы знаете, люди часто рассказывают такие истории перед сном. Во всяком случае, я слышал, что рассказывают. —
Морщины озабоченности на лбу мистера Трумэна разгладились, лицо осветила улыбка.