— Слово и дело, Оками-сан.

— Совершенно верно.

«Итак, он знает», — подумал Оками, чувствуя, как быстрее забилось его сердце. В Японии слова почти ничего не значат. Имеют значение только дела, и больше ничего.

— Я понимаю, что вы должны были чувствовать, когда Кисоко настаивала на нашей встрече, — полковник помолчал, чтобы придать своим словам больший эффект, — особенно, принимая во внимание мое положение в оккупационной штаб-квартире.

— Вы пользуетесь расположением Дугласа Макартура.

— Особенно если учесть, какие чувства ко мне испытывает ваша сестра.

Оками с трудом удержался от смеха. Как ему нравилась манера, в которой этот человек вел разговор! Его приводило также в изумление, что он испытывал большое удовольствие, находясь в компании полковника. Два месяца назад даже мысль об этом привела бы его в плохое настроение. Он был рад, что обладает способностью смиряться с переменами как в себе самом, так и в других.

— У вас были все основания возненавидеть меня тотчас, как только увидели, — сказал полковник. — И, наверное, так оно и было. Бог свидетель, я не мог винить вас за это.

Оками промолчал. Подобно опытному игроку в шахматы, он обдумывал, какие следующие шаги может сделать полковник.

— Но теперь мы достигли определенного взаимопонимания. Мы знаем, что каждый из нас хочет получить от другого, и поэтому мы научились уважать друг друга. Ты мне, я тебе, Оками-сан. Это движущая сила любых удачных и долговременных отношений.

— Между якудза и военными Соединенных Штатов. Вы не находите, что в этом альянсе есть что-то ироническое?

Легкая улыбка проскользнула по загорелому лицу полковника.

— Послушайте, Оками-сан, я считаю, что человеческая раса обладает неограниченной способностью оправдывать ужасные события, невообразимые действия, безнравственные союзы. Человеку нужно лишь определить для себя предельную черту, за которую он не может переступить никогда, и он не должен даже пытаться сделать это.

Оками пристально смотрел в сияющие голубые глаза.

— Что касается меня, — сказал он, — я связан кодом чести, не менее строгим, чем бушидо, код самурая. Все, что ни противоречит этому коду, допустимо.

Полковник рассмеялся.

— Вы говорите прямо как сицилиец.

Наконец Оками разрешил себе улыбнуться.

— Итак, мы возвращаемся к делу Джона Леонарда, известного так же, как Джонни Леонфорте.

— И, по-видимому, к вашему любимому omerta, — полковник поднял палец. — Этот человек — Леонфорте — занимается торговлей любым, какой только можно представить себе, контрабандным товаром: не только тем, который принадлежит армии США, но и русским оружием, лекарствами, различными наркотиками. Проблема в том, что ни один человек из его команды, с которым мы имели дело, не хочет говорить.