Джеймс не знал, кем на самом деле был этот ублюдок, но поклялся себе, что скоро выяснит это. В регистратуре гостиницы он справился о Бристоле, посчитав, что этот ублюдок не станет менять имя на этом этапе, но ошибся. Ему ответили, что сегодня у них не останавливался ни Текс Бристоль, ни какой-либо Бристоль вообще.

Голубой монстр пустился в объяснения, присовокупив к словам сотню долларов, показав какой-то значок и разыграв целое представление: он, мол, частный сыщик, расследует дело об измене, вот и описание этой парочки, дело-то пустяковое, просто надо оформить бумаги на развод. И дальше в том же духе. Так ему удалось узнать номер их комнаты. Одной на двоих.

“Уютно устроились, — подумал Джеймс. — И что такого есть у этого гада, чего нету у меня?”

Джесс Джеймс поднялся на четвертый этаж.

* * *

Кроукер только что вышел из душа. Он чувствовал себя помолодевшим лет на тридцать. Насухо вытершись полотенцем, он натянул легкие слаксы, темно-синюю тенниску с надписью “Нет на свете мест лучше Ки-Уэст”, выведенной по трафарету зелеными буквами на груди, и свои потрепанные кеды, которые брал с собой в ванную.

Аликс надела обрезанные джинсы и розовую шелковую рубашку с короткими рукавами. Поджав пальцы голых ног, она полулежала на двух подушках и читала книгу в бумажной обложке, купленную в придорожном кафе, где они закусывали.

— Эта книжица ничем не лучше жратвы, которую нам сегодня подали, — сказала она, отбрасывая книгу прочь. — Вампиры на южном побережье Штатов. Кто тут кого дурачит?

И в этот миг входная дверь распахнулась с треском, похожим на винтовочный выстрел.

* * *

Сато обнаружил своего гостя в саду. Под дождем.

— Мой дорогой друг, — крикнул он из своего сухого и уютного кабинета, — вы же там простудитесь и умрете.

Николас ответил не сразу. С поникшими плечами сидел он на каменной скамье, глядя на раскачивающиеся ветви самшита. Жирная серая птичка-ржанка горделиво сновала туда-сюда по сухой полоске ветки возле самого ствола. Она то и дело вскидывала головку, и ее свирепый взгляд, казалось, посылал проклятия мерзким стихиям.

Сам Николас вряд ли вообще замечал сырость вокруг. Его кимоно промокло до нитки, не осталось ни одного сухого клочка. Но это не имело значения. Теперь он знал, что Акико и Юко были разными существами. Больше он не мог обманываться. Выражение лица могло солгать, как и произнесенные шепотом слова, и даже быстрый взгляд, исполненный понимания. Но тело — это совсем иное. Реакция на какое-нибудь интимное прикосновение, расслабление, отклик — это было уникальным. Такое невозможно сыграть.