Он не мог не понимать, что перед ним шифр. Шифр “Тэнсин Сёдэн Катори”. Он так же не мог не понимать, что если его враг показывает ему этот документ, значит, больше никто его прочитать не может. И если Николас умрет, это будет конец — Проторову нечего представить и нечего использовать.
Следовательно, решил Николас, после того как он дочитал документ, он должен умереть. И несмотря на то, что в голове крутилась мысль о сокровенном знании “Тэндзи”, несмотря на то, что он вспомнил мечту Сато о конце периода детской зависимости Японии от всего мира и начале периода зрелости, Николас начал процесс самоумерщвления.
Проторов стоял всего в одном шаге от него, но не мог понять, читает ли Николас или просто смотрит. Знает он шифр или нет?
— О чем там говорится? — повторял он снова и снова. — Говори, говори, говори.
Но глаза Николаса блуждали по страницам, и Проторов заметил, что они затуманились.
Между ними встал врач.
— Достаточно, — сказал он, прикладывая стетоскоп к сердцу Николаса.
Вдруг он отбросил стетоскоп в сторону и принялся резко надавливать на грудь Николаса кулаком, прижатым к ладони.
— Я вас предупреждал, — говорил он между толчками. — Мы теряем его.
— Нет! — закричал Проторов. — Вы должны его спасти! Я приказываю!
Врач мрачно ухмыльнулся.
— В отличие от вас, товарищ, я знаю, что я не Бог. Я не могу воскресить его из мертвых. — Он опустил руки, посмотрел на них и повернулся к Проторову: — Я не могу исправить то, что вы сделали, полковник.
— Сделайте это, доктор! — Проторов был вне себя. — Он ничего мне не сказал! Совсем ничего!
— При приеме подобных средств всегда существует подобная опасность. Граница слишком... — Он отлетел к конструкции, на которой был подвешен Николас, Проторов ударил его кулаком. — Вы за это ответите, полковник, — сказал он, вытирая разбитую губу. — Я сообщу об этом в центр.
— Это вы! — Проторов уже не кричал, он ревел. — Это вы его убили! — Руки его тряслись от ярости. “Тэндзи”, встреча ГРУ — КГБ, переворот, все пошло прахом, растворилось в воздухе.
— Русилов! — крикнул он. — Отведи его в камеру. Если будет рыпаться, всади ему пулю в лоб.
Он схватил врача за рубашку и притянул к себе.
— Это была ваша последняя угроза, — произнес он и отпихнул врача от себя.
Русилов, положив одну руку на свой пистолет, схватил врача за предплечье мертвой хваткой.
Глядя, как его уводят, Проторов тщетно пытался взять себя в руки, но гнев бурлил в нем, его трясло, как дерево в грозу. Он не мог в это поверить. Как такое могло произойти? Это было непостижимо. Он не хотел верить в это.