Хэтер молча кивнула. Эль-Калаам сделал резкий жест.

— Мы приступаем.

* * *

— Я обнаружила кое-что, что тебе следует знать. Он не произнес ни своего имени, ни ее, будучи слишком озабочен вопросом секретности. Тем не менее Дайна по голосу тут же догадалась, кто ей звонит. Она тут же вспомнила его особенную, сияющую улыбку и искалеченные руки художника. Втянув в себя воздух, она спросила.

— Что?

— Не по телефону, — ответил Мейер. — Нам надо встретиться.

Она подумала о лихорадочном графике съемок оставшихся сцен фильма: работа близилась к завершению. Ее сердце ёкнуло.

— Я не могу приехать в Сан-Диего.

— Тебе не придется этого делать. Я в Лос-Анджелесе.

— Где?

— То тут, то там. — Он рассмеялся, и Дайна вспомнила изысканный запах его одеколона и сухую, глянцевую кожу на щеках. Ты можешь освободиться на часок?

Дайна посмотрела на часы.

— Только под вечер, — ответила она. — Мы будем сниматься до наступления сумерек. Полседьмого вас устроит?

— Вполне. — Он сделал паузу. — Жди меня у могилы своей подруги Мэгги.

— Вы знаете, где...

— Я знаю, где это.

— В таком случае не забудьте принести цветы. До кладбища ее довез автомобиль, принадлежащий студии. Она все чаще и чаще прибегала к такому способу передвижения, оставляя серебристый «Мерседес» дома. Это лучше, чем что-либо еще свидетельствовало о том, как она уставала. Ей всегда нравилось водить машину, но теперь для нее стало тяжелой обузой доставлять себя из дома на площадку и назад. Когда она поставила этот вопрос перед Бейллиманом, тот без единого возражения набрал нужный номер и заказал лимузин.

Теперь, откинувшись на спинку сидения и поворачиваясь перед переносным зеркалом так, чтобы Анна могла аккуратно смыть ее грим, она думала, что эта привилегия просто соответствует ее положению и не более того. Она легонько вздохнула, ощутив холодный крем на коже. На время она перестала думать о Мейере и забыла о предчувствиях, не дававших ей покоя на протяжении всего дня с момента его звонка. Что он приготовил для нее?

Она думала о Нью-Йорке и настоящей зиме. Ей было трудно представить или, точнее, почувствовать теперь и то, и другое. Рождество в Нью-Йорке стало для нее чем-то вроде сцены, сыгранной ею давным-давно в каком-то фильме, сейчас уже почти забытой и кажущейся не совсем реальной. Она страстно желала вернуться на восточное побережье и возобновить былой роман с никогда не ложащимся спать городом. Шампанское и икра лениво путешествовали, растворившись в крови, по ее венам, а над головой в надвигающихся вечерних сумерках скользили пыльные верхушки стройных пальм. Здесь в этом городе не было ничего, кроме пальм, «Мерседесов» и времени, текущем незаметно, без каких-либо изменений в погоде или даже смен времен года.