«Что с тобой? — спрашивали они ее в такие минуты, — расслабься, о чем ты сейчас думаешь?» Они не понимали, а Тори и не собиралась им объяснять, что интимные отношения с ними имели для нее особое значение, это был секс, подлежащий изучению, именно во время акта ей удавалось проникнуть в глубину их существа, где скрывались стыд и боль, и сравнить эти чувства со своими собственными. Такая неуместная и непонятная мужчинам сосредоточенность доставляла Тори истинное наслаждение, это было так же вкусно, как шоколад, подаваемый в «Ла Бьеле».

Любопытно, что у чантас подобная «странность», как они ее называли, вызывала лишь уважение к Тори, как и все, что они слышали о ней. Рассказывали, что она могла босиком добраться до водопада Игуасу; что не раз выручала из беды своих товарищей-мужчин, помогала им в минуты слабости, что была храброй и не знающей усталости женщиной. Такие качества Тори неизменно вызывали интерес к ней у противоположного пола, и многие стремились узнать ее поближе.

Тори все сидела в кафе, смакуя шоколад и угощаясь конфетами. Неожиданно откуда-то с проспекта Кинтана донесся звук аккордеона и мелодия аргентинского танго в исполнении тягучего мужского голоса, поющего о страданиях влюбленных, безответной любви, кровавой мести.

На проспекте Кинтана, одной из главных улиц ныне модного шикарного района Реколета, всегда было людно: по нему не спеша прогуливались портеньос; тут и там виднелись группки эмоциональных японских туристов.

День клонился к вечеру; солнце висело низко, окрасив белоснежные высотки в оранжево-пурпурный цвет. Тори решила, что пора уходить. Синие мертвые тени ложились на землю, словно напоминая о тех людях, которые исчезли, пропали без вести во время репрессий очередного военного правительства, решившего раз и навсегда покончить с группой молодых террористов. В семидесятые годы, когда происходили многочисленные аресты, быть членом какой-либо организации или просто слыть образованным человеком означало легко стать жертвой так называемого процесса («просесо») — суда без адвокатов и присяжных и быть стертым с лица земли.

Тори совсем помрачнела от невеселых мыслей, как вдруг увидела Эстило. Этот немолодой уже человек — ему было за пятьдесят — наполовину аргентинец, наполовину немец, принадлежал к кругу чантас; один из немногих, он искал общества Тори не ради секса. Эстило отличала исключительная элегантность, какой не найти ни у одного чистокровного немца; у него был квадратный подбородок, стального оттенка седые волосы, зачесанные назад, роскошные усы и резковатые манеры, но Тори все прощала ему за то, что он говорил правду гораздо чаще других чантас.