Айше повернулась лицом к нему. В полутьме они почти не видели друг друга. Она прикоснулась к его губам пальцами, погладила его по щеке.
— Я не сплю, — сказала она. — Наши тела нам не снятся.
Он запустил руку в ее сухие волосы.
— Я люблю тебя, — сказал он. — Пусть даже больше у нас ничего нет.
Они долго сидели в полной тишине. За дверью раздался кашель Масуда, их сторожа, затем — снова тишина. Майкл пытался осмыслить, что происходит, куда Голландец повел Папу.
— Майкл?
— Да? Что такое?
— Вон там на стене я вижу надпись.
Айше поднялась и сняла лампу с гвоздя. Подойдя к стене, она подняла свечу, и в ее пламени стал виден фрагмент большой росписи с фигурой фараона, обращающегося к Анубису. Над фигурой царя виднелась длинная надпись черной краской. Поднявшись на цыпочках, Айше протерла ее рукой.
Надпись была вполне разборчива. Айше медленно начала читать.
— "Хиат-сеп меджу, абд меджу, ахт су 21, хер хем ен нетжер нефер неб атву насут-биту..." — Она остановилась. — Года второго, первого месяца Разлива день 21-й под Правлением доброго брата, господина двух земель, Царя Верхнего и Нижнего Египта, Сенвосрета, сына Ра, Хакауре, даровавшего жизнь навсегда и навечно, Ра-Харахти...
Она снова сделала паузу.
— Ты слушаешь?
— Конечно.
— Хакауре — первое имя в картуше фараона Сенвосрета III, пятого царя двенадцатой династии. — Айше ненадолго задумалась. — Я не помню точно, но он жил где-то в первой половине двенадцатого века до нашей эры. Продолжать?
Майкл кивнул.
— "...Птаха Южной — Стороны — Его — Стены, Владыки Онхтоу, Мут, Госпожи Ишру и Хунс-Неферхотпе, поднявшегося на трон Гора над Живыми, как и его отец Харахти, навсегда и навечно". Боюсь, что в те дни им приходилось долго добираться до сути. «В этот день закончена пирамида Великий Бог Ра на Горизонте Атона».