Несмотря на боль, часовой с трудом поднялся на ноги и доставал револьвер из висящей на боку кобуры.

Кристофер обернулся. Часовой держал пистолет в дрожащей правой руке. Он покачивался из стороны в сторону, голова его кружилась от боли, и он никак не мог прицелиться. Кристофер не хотел стрелять — слишком рано было привлекать к себе внимание. Он перехватил винтовку, обратив штык в сторону часового. С этим оружием люди воевали, сидели с ним в холодных окопах, перелезали через ржавую колючую проволоку, однако он до этого момента никогда даже не держал винтовку в руках. Он почувствовал себя кем-то вроде первобытного охотника, зажавшего в руке копье. Часовой собрался с силами и навел пистолет прямо ему в грудь. Он был тяжелый, черный, дьявольский.

Кристофер сделал выпад, представляя себя солдатом, отрабатывающим приемы штыкового боя. Он видел, как они с криками вонзают штыки в мешки с соломой. Револьвер выстрелил, выбросив внезапную вспышку света, и мир наполнился грохотом. Он почувствовал, как потяжелела винтовка, как что-то большое дергается на штыке, почувствовал, как винтовка дернулась в его руках, снова услышал выстрел, ощутил, как падает вперед, глубже вонзая штык.

Штык повернулся, и послышался стон. Кристофер понял, что у него закрыты глаза. Он открыл и увидел часового — изо рта его шла кровь, и он дергался на штыке, как рыба на крючке рыболова. Он снова закрыл глаза и еще раз повернул лезвие штыка, отстраняясь от содеянного, опустошенный, в каком-то трансе, пытаясь как-то убежать от разрывания плоти. Раздался приглушенный крик, и наступила тишина. Он сделал шаг назад и внезапно ощутил превосходство жизни над смертью.

— Смерти нет. Смерти нет, — продолжал повторять он, но когда открыл глаза, то понял, что сам остался целым и невредимым, а охранник, лежавший на полу, уже был в другом мире. Пули не коснулись Кристофера. Он не был ранен, но на руках его была кровь часового, и штык был темным и мокрым.

— Ты идиот! — визгливо крикнул Уинтерпоул с другого конца палатки. — Ты уничтожил нас!

Кристофер проигнорировал его и выбежал наружу, крепко сжимая винтовку.

Примерно в двадцати метрах от него кто-то заново разжег костер, вылетавшие из него огромные искры дразнили темноту. Вокруг костра полукругом стояли люди, в свете костра их лица казались карнавальными масками, бесстыдными и возбужденными. Они подбадривали кого-то, словно смотрели петушиные бои. Казалось, они не слышали выстрелов или просто дружно решили не обращать на них внимания, чтобы сконцентрироваться на более важных вещах.