— Ур-ра, я в садик не пойду!! — закричала Аленка и бросилась обнимать бабу.

Ночью, когда Аленка уже спала, баба тихонько вошла к ней в комнатку. Постояла, подперев щеку рукой и глядя на спящую. Поправила одеяло. Еще постояла. Потом вытерла слезу и тихо вернулась на кухню.

В четыре часа утра в окно стукнули. Аленка уже не спала — ждала.

Был самый темный, мертвый час суток. Аленка тихо оделась, вышла на кухню, ощупью пробралась к двери. Открывала ее долго-долго, сантиметр за сантиметром, боясь, что дверь скрипнет.

Не скрипнула. Так же осторожно Аленка прикрыла её, прислушиваясь к мерному похрапыванию бабы. В сенях накинула куртку, влезла в валенки и вышла во двор. В переулке, за палисадником, маячила высокая тощая фигура. Это был цыганенок Алешка, паренек лет тринадцати. На нем была модная легкая куртка, распахнутая на груди, джинсы заправлены в красные полусапожки на каблуке. Непокрытая курчавая голова серебрилась в свете дальнего фонаря.

Аленка, боясь скрипнуть, медленно приоткрыла железные ворота.

— Где собака? — без предисловий спросил Алешка.

— Сейчас приведу, подожди!

Аленка побежала в стайку. Тарзан сразу же проснулся, хотел тявкнуть, но Аленка сжала ему челюсти, зашипела в ухо:

— Тихо! Ни звука, понял? Сейчас пойдешь с Алешкой и спрячешься, где он велит. И молчи, молчи! А то я тебе пасть тряпкой замотаю.

Тарзан глядел умными глазами, слушал, приподняв одно ухо.

— Я тебя потом заберу. Понял? Жди, я заберу!

Она надела ошейник, взялась за него, и повела Тарзана к воротам. Тарзан заупрямился было, но Аленка шикнула на него, и он смирился.

Алешку Тарзан сразу признал, и даже позволил ему почесать себя за ухом.

Втроем они двинулись по переулку, держась обочины, к цыганскому дому.

В доме в одном из окон горел свет. Алешка сказал:

— Ну, давайте, попрощайтесь. Я его так укрою — никто не узнает, даже отец.

— Иди с Алешкой, Тарзан! — сказала Аленка, чмокнула собаку в лоб. — Слушайся его. Он теперь твой хозяин. Иди! А я тебя скоро заберу. Жди.