Светлый фон

Шантаж тоже отпадает. Дорогие подарки, путешествия в экзотические страны за чужой счет — и это мимо. Что же остается? Вот если бы жена Виктория Ивановна серьезно заболела, и срочно понадобились деньги на дорогостоящую операцию и дальнейшее лечение. Но об этом можно не мечтать. Ту Викторию ни ломом, ни кирпичом не свалишь, здорова, как племенной бугай. Вот если бы на дочь Оксану напал хулиган, изнасиловал и почикал мордочку ножиком. Тут бы папаше судье всерьез пришлось задуматься над вопросом: где взять деньги на врача косметолога и психиатра. Но и это опять лишь мечты. Того хулигана и насильника, который бы залез на девку, да еще морду ей попортил, с фонарями не найдешь. От безысходности хоть сам ножик бери, дожидайся ночи и карауль девку в подворотне. Но в солидной адвокатской конторе такие методы работы не приветствовались.

Дважды в неделю, по вторникам и пятницам люди, выполнявшие поручения Радченко, собирались на съемной квартире, защищенной от прослушки.

— Неужели у вас ничего не появилось на этого судью? — с этого вопроса Радченко начинал каждый разговор. — Этот тип нужен мне позарез, без него я в глубокой заднице. Вы собрали на него груду бесполезных бумаг. Какая-то там интрижка с секретуткой. И та интрижка уже быльем поросла. По-вашему получается, что с этого кадра можно икону писать, а?

— Мы копаем, но пока все глухо, — за всех отвечал субъект по прозвищу Хобот, подполковник ФСБ в отставке, он слыл великим спецом по прослушке и наружному наблюдению. — Семьянин, честный, не растратчик. Нет долгов, нет собственности. Одни убеждения.

— Слушай, таких людей не бывает. У каждого рыло в пуху. А пятна есть и на солнце. А ваш объект — провинциальный судья, у которого наверняка найдется страшный скелет в шкафу.

— Он чист, как уши молодого поросенка.

— Не верю, — орал Радченко. — Кстати, в досье вы пишите, что Горчаков играет в шахматы. С кем именно он играет? Что собой представляет этот знакомый?

— Да какая разница с кем Горчаков переставляет фигуры? — Хобот не любил, когда его учит молокосос адвокат. — Какай-то там жалкий завхоз.

***

За неделю до начала первого судебного заседания Дима Радченко побывал в Москве, проторчав полтора чала в кабинете главы фирмы Виталия Ивановича Саморукова. Босс живо интересовался этим, на первый взгляд, рядовым уголовным делом, потому что человек, заключивший договор с его адвокатской конторой не просто клиент с мешком денег, он близкий друг Саморукова, хозяин дал слово: он сделает все, чтобы осужденный получил срок ниже низшего придела и, если немного повезет, вовсе избежал зоны. Но обстоятельства складывались так паршиво, что самые робкие надежды на смягчение приговора казались смелыми. И Саморуков начинал впадать в уныние и жалел о своих обещаниях.