Как бы быстро Аркадий ни шел, на сердце все равно скребли кошки. Ревность гигантскими шагами тенью шла впереди него, то сжимаясь у очередного столба, то вновь вырываясь вперед.

На Унтер-ден-Линден высились, как и подобает советской архитектуре, массивные и одновременно хрупкие здания учреждений. Самым высоким сооружением было советское посольство. «Трабанты», стоявшие вдоль улицы, были припаркованы носами к тротуару. Под липами передвигались человеческие фигуры. Какой-то мужчина шагнул вперед и, словно вопросительный знак, поднял руку с сигаретой. Аркадий поспешил прочь, удивляясь, что в глазах других он выглядел вполне прилично.

Он приближался к залитым светом прожекторов Бранденбургским воротам со знакомыми очертаниями Колесницы Победы, когда перед ним внезапно открылось широкое травяное поле, над которым мерцали крупные звезды. Это был не парк, а протянувшаяся с севера на юг гряда небольших зеленых холмов. Легкий ветерок разносил над ними стрекот насекомых. Первым побуждением было шагнуть назад. «Так это же то место, где стояла Стена», — подумал он. Все равно что сказать себе: «Это же то место, где стояли пирамиды».

По сути дела, по обе стороны ворот возвышались две стены, зажавшие их между собой, словно кусочек Греции. Так что ворота как таковые были не воротами, а замыкающей частью сооружения, причем обзор по обе их стороны был наглухо закрыт. Кроме того, здесь была разровненная ничейная полоса с круглыми и прямоугольными сторожевыми башнями, была проволока, натянутая на уровне ног, были самострелы, ловушки для танков, собаки на проволоке, заборонованные участки с противопехотными минами и проволочными спиралями. Повсюду потрескивали электричеством прожектора.

Пустота, образовавшаяся после разрушения Берлинской стены и ее атрибутов, намного превосходила по своим масштабам все, что было до нее. В сознании всплыло воспоминание: много лет назад летней ночью он стоял на этом месте. Ничего особенного не случилось, если не считать, что он увидел проводника со сворой собак, возбужденно лаявших и быстро бежавших вдоль внутренней стены. Патрульным был восточный немец, не советский солдат. То, как он держался, направляя собак, и как уверенно держал их на поводках, в точности напоминало манеру возницы, с легкостью управлявшего запряженными в колесницу лошадьми. Собаки, обнюхав землю, повернулись в сторону Аркадия, натянув при этом поводки. Аркадием овладел безотчетный страх — а он был тогда молодым офицером, не совершившим ничего предосудительного, — вдруг они идут по его следу и чуют предательское отсутствие рвения с его стороны. Он остался стоять на месте, как пригвожденный, а патрульный с собаками, не добежав до него, свернул в сторону. Правда, с тех пор всякий раз, когда он глядел на ворота, он видел в силуэте колесницы того проводника с собаками.