— Верно. Твоя Роза Мулине мне нравилась больше, чем та, которую я только что видел. И больше, чем Шарлотта Хэнни. Как это тебе удавалось?

— Это было нетрудно.

— Расскажи. Меня из-за твоих игр пытались убить. Так что мне интересно.

— Все дело в осанке. Я закрывала волосы, опускала плечи, надевала перчатки, чтобы не было видно мозолей от работы на шахте. К тому же в клогах я выше.

— Не только в осанке. А лицо?

— Частично закрывала его, когда бывала Шарлоттой Хэнни, только и всего.

— А манера говорить?

Картинно уперев руку в бедро, Шарлотта проговорила с характерным местным акцентом:

— Откуда тебе знать, как разговаривают в Уигане и в «Доме для женщин»! А я эту речь слушаю всю жизнь. — И добавила уже с обычной интонацией: — Я играла.

— Играла?!

— Да.

— И Фло тоже играла?

— Фло — шахтерка. Она дочь моей кормилицы. Раньше мы с ней вместе ходили в город и прикидывались местными девицами.

— Забавлялись?

— Да. Я на всех маскарадах играла эту роль. Не «Угадай, кто я» и не Марию Антуанетту, а шахтерку.

— И семья всегда знала про то, что из коттеджа берет свое начало туннель?

— Мой отец пользовался им для вылазок в Уиган, когда был молодым. Он тогда бегал к девушкам, участвовал в драках.

— А об этом твоем розыгрыше отец знает?

— Нет.

Шарлотта попыталась силой высвободить руку, и Блэар прижал ее к стене. В неровном свете лампы, вырывавшем из темноты то ее огненно-рыжие волосы, то траурное платье, казалось, что она ежеминутно меняется.