— Вопрос в том, — проговорил Роуленд, — не был ли Блэар с самого начала заодно с Мэйпоулом. Я обратил внимание, какими глазами Шарлотта смотрела на него, когда я приехал с дарами для Королевского общества.

— С теми перчатками из обезьяны? — спросил Блэар.

— Эрншоу говорил мне, что Блэар увивался вокруг нее и настраивал ее против меня.

— Судя по тому, как она себя вела, она не сильно в меня влюбилась.

— Вы оба играли. Вы все это время были агентом Мэйпоула.

— Ваша Светлость?! — воззвал Блэар к епископу, как бы прося о заступничестве, но Хэнни, казалось, не слышал.

— А вы узнали что-нибудь о своей матери? — попыталась сменить тему Лидия.

— Нет, пожалуй, ничего. Наверное, в душе я предпочитаю, чтобы она была окутана тайной.

— Какая там тайна! — фыркнул Роуленд. — Обычная шлюха забеременела от какого-нибудь ученика продавца, родила щенка, теперь она уже товар несвежий, снова подзалетела на ребенке, но от человека, у которого не слишком толстый кошелек, чтобы на ней жениться. Она выклянчивает у него билет в Америку и по дороге расстается со своей короткой и безобразной жизнью. Возможно, в паре мелочей я ошибаюсь, но, по-моему, никакой тайны тут нет. И нечего пытаться сотворить из этой женщины героиню, окружая подобную историю тайной.

Блэар прикинул: до Роуленда прямо через ковер было два шага, первый пришелся бы на горчицу, второй — на пирог; но Роуленд поднял ружье и проговорил:

— Что, нет здесь пальм или туземцев, за которых можно было бы спрятаться, а? И как тебе нравится мое расследование? Кажется, наконец-то я тебя достал! Твоя мать — проститутка, сифилитичка, ничтожество, даже без имени, тот мусор, что ежедневно выбрасывают с каждого корабля за борт. И она сама все это выбрала. Верно я говорю?

— Знаешь, — пожал плечами Блэар, — я сам рассуждал так же и даже хуже. На протяжении многих лет. Поскольку, что бы она там ни сделала, осталась бы жива или умерла, но меня бросила. Хорошо, что ты сказал то же самое. Услышав это со стороны, я понимаю теперь, насколько эти слова глупы и злобны. Но прежде всего глупы. Потому что она сама была еще девочкой, и когда я думаю о том, какой одинокой и всеми брошенной она должна была себя чувствовать, без единого пенни в кармане, после того как истратила все на билет, без багажа, без друзей, обессиленная, смертельно больная еще до того, как села на корабль, зная, что, вероятнее всего, умрет в море по дороге, — я понимаю, какое мужество ей потребовалось, чтобы вырваться отсюда. Так что одно о своей матери я знаю точно: она была мужественным человеком, и, поскольку я не понимал этого, пока не приехал в Уиган, значит, стоило сюда приехать.