Утром на четвертый день в открытые двери заглянуло солнце. Первые желтые листья падали с груши — той самой, под которой я сама обняла Камерона и поцеловала его. И я решила заняться садом. Пока я гадала, как выполоть крапиву, зазвенел телефон, со щелчком включился автоответчик.

— Надя, — послышался знакомый голос, и я замерла с чайником в руке. — Надя, это Грейс Шиллинг. — Пауза. — Надя, если вы дома, возьмите трубку. — Опять пауза. — Прошу вас, это срочно.

Я подошла к телефону:

— Слушаю.

— Спасибо. Мы можем встретиться? Мне надо сказать вам очень важную вещь.

— А по телефону нельзя?

— Нет. Надо увидеться.

— Это на самом деле важно?

— Да. Можно подъехать к вам минут через сорок пять?

Я обвела взглядом свою сверкающую квартиру, пахнущую чистотой и свежестью.

— Нет, давайте встретимся в Хите.

— Хорошо. В десять у павильона.

— Договорились.

* * *

Я приехала пораньше, но она уже ждала. В это теплое утро она куталась в длинное пальто, как зимой. Волосы были безжалостно зачесаны назад, лицо заострилось, постарело, выглядело усталым. Мы чинно пожали друг другу руки и зашагали вверх по склону холма, на вершине которого одинокий мужчина запускал огромного красного воздушного змея, подрагивающего на ветру.

— Ну, как вы? — спросила Грейс, я лишь пожала плечами. Обсуждать свое состояние с ней мне не хотелось.

— Так в чем дело?

Она остановилась и достала сигареты, сложила ладони ковшиком, чиркнула спичкой и глубоко затянулась. Потом посмотрела на меня в упор.

— Простите, Надя.

— Это вы и хотели мне сказать?