– Что еще можно узнать, взглянув на вещи? Они творение дьявола и недостойны нашего внимания.

– Творения дьявола указывают нам на самого дьявола, – возразила я.

Он нахмурился, и на его лице появилось осуждение.

– Это ужасно – кровь, дурной запах. Женщине не пристало смотреть на подобные вещи, любой женщине, особенно той, которая занимает ваше положение. Откуда такой интерес к ужасным подробностям?

Это был отказ в изящной форме, епископ заботливо указал мне на мою предполагаемую слабость, состояние, которое он приписывал моему «положению», но я уже не понимала его сути.

– Просто я подумала... Возможно, мы узнаем что-нибудь новое, изучив предметы, связанные с преступлениями, вот и все.

– А зачем нам это узнавать?

Пока я еще не могла ответить на этот вопрос.

– Разумеется, чтобы получить дополнительные доказательства, – объяснила я.– Доказательства виновности милорда в преступлениях, в которых его обвиняют.

– Доказательств не требуется. Я не ожидала такого ответа.

– Но... как же будет вынесен приговор, если не требуется доказательств?

– Он признается.

Первая мысль, которая пришла мне в голову, была: «Никогда».

– Жиль де Ре не признается, – сказала я.– Ему не позволит гордость.

– Уверяю вас, признается. Он ответит за свои преступления перед Богом, и сделает это по собственной воле. Даже если нам придется сначала применить пытки. Если потребуется, мы это сделаем.

– И тем не менее я бы хотела видеть доказательства, – умоляющим голосом проговорила я.– Мне... мне необходимо их увидеть, чтобы успокоиться.

Я закрыла лицо руками и начала тихонько плакать, но не смогла сдержаться и разрыдалась по-настоящему.

Я знала, что завтра буду сожалеть о том, что устроила это великолепное представление, и искренне раскаюсь, потому что мой епископ хороший человек и не заслужил такого грубого обмана. Пророческие слова сестры Клэр о предсказуемой одинаковости всех мужчин, даже тех, кто занимает высокое положение, всплыли у меня в памяти. Только самые жесткие и жестокие, вроде Жана де Краона, в состоянии выстоять перед женскими слезами. А если уж быть честной до конца, мои слезы были не такими уж фальшивыми. Жан де Малеструа поморщился.

– Ладно, если это так для вас важно, я постараюсь выяснить, куда подевались вещи. Но не советую питать особую надежду. Скорее всего, их выбросили или они потеряны.

Я понимала, что мой дорогой епископ наверняка прав, – я не очень надеялась, что кто-то сохранил рубашку, и уж конечно, не мерзавцы, чью вину она сможет доказать. Где ее могли спрятать, чтобы она не перепачкала все вокруг?