Более здравый выбор, чувствовал Пухл, – оглушить себя до бессознанки и оставаться в таком виде, пока кислотные симптомы не пройдут. Но он все думал о грифах и о том, что сказала ниггерша: не прекращай двигаться! После восхода солнца потеря сознания будет опасна. Чем мертвее ты на вид, тем скорее голодные ублюдки придут за тобой.

Поэтому Пухл заставлял себя бодрствовать. В конце концов, больше всего он хотел, чтобы его спасли, вытащили с острова. И он не привередничал: плевать, черным будет спасательный вертолет, красным или канареечно-желтым и кто им будет управлять – негры, евреи или даже коммунистические лазутчики. К тому же ему было по барабану, куда они его отвезут – обратно в Майами, прямиком в тюрьму Рейфорд или даже в секретную крепость НАТО на Багамах.

Главное – выбраться из этого жуткого места, как можно быстрее. Прочь.

Если бы следующим утром на рассвете мимо действительно пролетала спасательная вертушка, осматривающая Флоридский залив, и если бы она летела пониже над Перл-Ки, ее команда заметила бы такое, что заставило бы их заложить резкий вираж для второго пролета – долговязого голого мужчину, который размахивал руками с мольбой о помощи.

Наблюдатель в вертолете увидел бы в свой мощный бинокль, что у выброшенного на берег человека хилый сероватый конский хвост, что его тело пестрит засохшей кровью, одно плечо сильно перебинтовано, а одна рука раздута до размера кэтчерской перчатки, обожженное солнцем лицо ободрано и полосато, а один его глаз покрылся коростой и почернел.

А еще команду бы впечатлило, что, несмотря на тяжелые раны и очевидную боль, этот человек умудрился соорудить устройство, чтобы сигналить самолетам. Команда бы восхитилась тем, как он связал мангровые ветви, чтобы получился длинный шест, а к его концу прикрепил кусок блестящей ткани.

Но на самом деле увидеть потерпевшего крушение было некому. В небе над Перл-Ки на рассвете не было никаких вертолетов – ни в тот день, ни на следующий, ни много дней спустя.

Никто не искал Онуса Гиллеспи, человека, известного как Пухл, потому что никто не знал, что он пропал.

Каждое утро он вставал на самый солнечный пятачок острова и самодельным флагом лихорадочно махал блестящим пятнышкам в синеве – «боингам-727» из Международного аэропорта Майами, «Ф-16»из Бока-Чики, «лирам» из Норт-Палм-Бич, которые пролетали слишком высоко над Флоридским заливом и не могли заметить беднягу.

Наконец кончилось пиво, потом вяленая говядина, потом остатки пресной воды. Немногим позже Пухл лег на жесткий выбеленный песок и больше не шевелился. Тогда пришли грифы, как и обещала эта сучка.