– Я бы назвал их смертью, товарищ генерал, – честно признался Илларионов.

Некоторое время они молча смотрели друг на друга. Затем генерал Толстой поднялся, вышел из-за стола, приблизился к Илларионову.

– То, что нас разлучает, сильнее нас, сынок, – просто сказал он.

– Нуда, – вспомнил Илларионов слова отца, – просто нами управляют разные силы.

– Не помню, сынок, – внимательно посмотрел на него генерал Толстой, – говорил ли я тебе о том, что люди вовсе не рождаются смертными, а становятся ими.

– Становятся? Каким образом? – Илларионов только сейчас разглядел на полу под столом слева от кресла генерала Толстого электронный мусоросжигатель – миниатюрную тумбочку, способную за час превратить в горстку пепла тонну документов.

– Тебе, конечно, известно про смерть, которая ходит рядом с каждым человеком по левую руку снизу, – сказал генерал Толстой, – но это не та смерть, которая делает человека смертным, сынок. Ей нельзя верить, как нельзя верить в реальность случайно пойманного зеркалом изображения беса из параллельного мира. Большинство параллельных миров – пародия на наш мир, сынок, – продолжил генерал Толстой, отправляя в мусоросжигатель очередную порцию черных папок с надписью «Только для ваших глаз». – Потому-то, – вздохнул, – в современной России опорой власти являются поэты-пародисты, писатели-сатирики, эстрадные хохмач и куплетисты. Истинная – не пародийная – смерть, сынок, это очень серьезно и, я бы сказал, по-своему красиво…

– Что вы имеете в виду? – спросил Илларионов, уже зная ответ. Недавний, изумивший его странной яркостью сон вдруг сделался ясным и понятным.

– Человек, сынок, может считать себя стопроцентно смертным только после того, как увидит собственную смерть…

– Во сне – закончил за генерала Толстого Илларионов.

– Во сне, – подтвердил генерал Толстой, – хотя, как правило, человек не отдает себе отчета в том, что видел собственную смерть.

– Я видел, – сказал Илларионов, – причем совсем недавно.

– Это еще ничего не значит, сынок, – успокоил генерал Толстой, – тут нет прямой зависимости. Чем прекраснее и величественнее увиденная во сне картина, тем отдаленнее во времени смерть. Чем больше в ней белого света, тем дольше будет жить человек. Что ты видел, сынок?

– Я как бы отсутствовал в этом сне, – сказал Илларионов, – то есть я там был, но не как человек с головой, туловищем, руками и ногами. Я был невидимо растворен в мире, но мог думать, видеть и чувствовать. Я как будто находился на земле, но вокруг меня было одно сплошное небо. Вдруг пошел снег – крупные белые хлопья. Казалось, они должны были закрыть солнце, но оно наоборот светило сквозь снег еще ярче. Потом я увидел летящих сквозь хлопья снега птиц. Я не помню, сколько их было. Помню только, что снег светился очень ярко, но птицы светились еще ярче. Я никогда прежде не видел таких птиц, но почему-то знал, что это альбатросы. Они летели, светящиеся, сквозь светящийся снег, в особенности же ярко почему-то светились их клювы.