Здесь были тонко очерченные и смуглые малайские и бенгальские лица; бледные, зеленоглазые мусульманки из Кашмира; курносые уроженки Гуджарата; крошечные непалки с матовым оттенком кожи, делавшим их похожими на китайские фарфоровые статуэтки. Несколько едва заметных саркастических смешков по поводу появления женщины нарушило атмосферу полного безразличия, по-видимому, царившую здесь до моего прихода, но интерес ко мне почти мгновенно угас. По сравнению с тем, что я увидела в этом баре, жизнь колонии хиджра под опекой Бины стала казаться мне достойной и вполне приличной. Здешние же девицы в тусклом неоновом освещении производили впечатление человеческого хлама, выброшенного на задворки жизни.
Я уселась на диван и стала листать лежавший там журнал Шомы Кумар «Скринбайтс», просматривая крикливые заголовки заметок: «ДУРНЫЕ ДЕЛА ХОРОШЕГО ПАРНЯ: Нохсин Хан сбросил маску!»; «САМЫЙ ПОХОТЛИВЫЙ ЖЕРЕБЕЦ»; «НАША НОВАЯ АНИТА СВОЕЙ ПОТРЯСНОЙ ФИГУРКОЙ И ЖЕМЧУЖНОЙ УЛЫБКОЙ ЗАСТАВЛЯЕТ МУЖСКИЕ СЕРДЦА БИТЬСЯ СИЛЬНЕЕ!».
Содержание статей ничем не уступало заголовкам:
Украдкой вошли и также украдкой вышли несколько клиентов, и сквозь металлическое бренчание саундтреков индийских фильмов, доносившееся из транзистора, послышался скрип половиц наверху. Этот бар обладал сексуальной привлекательностью парикмахерской в захолустном городишке с той разницей только, что здесь результат был еще более жалким. Просидев таким образом час и как следует вспотев, я прониклась доверием к девице с внешностью малайяли, сидевшей неподалеку, и решила задать ей вопрос о Зарине.
– Зарина вообще-то пользуется здесь большим успехом, по крайней мере когда удостаивает нас своим присутствием. Но такое не часто случается, потому что она не из простонародья. У нее был очень богатый постоянный поклонник, но я что-то уже очень давно ее не видела.
Я описала соседа Зарины.
– Нет, это просто очень приятный человек, живущий рядом с ней, – ответила девушка, – фотограф.
– А мне он сказал, что сценарист.