– И все-таки, наверное, очень тревожно, – продолжал Купер, – думать, что случится с «Кедровым домом» после смерти миссис Гиллеспи. Вероятно, его продадут, и вы не сможете никак повлиять на выбор покупателя.

– Я так и говорила. Дункан с ума сойдет от шумных детей по соседству. – Она понизила голос. – Знаю, нехорошо радоваться чужим неприятностям, но не могу отрицать: для нас облегчение, что Джоанна и доктор Блейкни спорят по поводу завещания. Они будут решать дело в суде, а Дункан говорит, будто такие вещи длятся годами.

– И все это время дом будет оставаться пустым.

– Вот именно.

– А насчет суда – вопрос уже решенный? – О да.

– Она сама вам сказала?

На лице Вайолет снова появилось виноватое выражение.

– Я слышала, как Джоанна разговаривала с доктором в гостиной. Я не имею привычки подслушивать, и все же...

– Вы тревожились и очень хотели узнать, что происходит, – подсказал Чарли.

– Вот именно, – повторила она. – Кто-то ведь должен проявлять интерес. Если положиться на Дункана, то мы узнаем о наших новых соседях, только когда они въедут.

– Как и о миссис Гиллеспи. Предполагаю, вы много чего о ней знаете.

Губы Вайолет осуждающе скривились.

– Не по собственному желанию. Думаю, она даже не догадывалась, какой у нее пронзительный голос. Очень резкий, понимаете? Я особо не прислушивалась, скажу вам честно, хотя Дункан иногда считал ее забавной, особенно когда она грубила по телефону, то есть довольно часто. Матильда отчитывала людей за самые обыденные вещи и при этом думала, что ее не услышат, если она не будет кричать. Очень глупо.

Чарли кивнул, словно соглашаясь.

– Тогда я удивлен, что вы ничего не слышали в ту ночь, когда миссис Гиллеспи умерла. Она ведь наверняка говорила с убийцей.

Лицо Вайолет залилось краской.

– Она не говорила. И Дункан ничего не слышал. Чарли сделал вид, что не заметил ее смущения.

– А как же вы, миссис Орлофф? Вы что-нибудь слышали?

– О Господи! Это ведь не преступление, но послушать Дункана, так оно и есть. Я выпила глоток-другой виски в тот вечер, совсем немного, уверяю вас. Дункан трезвенник и не одобряет, однако я всегда говорила: что в этом дурного? Матильда пила много лет, причем гораздо больше меня. – Вайолет снова понизила голос. – Я ведь не алкоголик.

– Господи помилуй, нет, конечно, – с чувством воскликнул Чарли, перенимая ее манеру выделять слова. – Если бы я каждый вечер не выпивал пару глотков перед сном, наутро я проснулся бы невротиком.