Уилли попробовал открыть глаза, прогнать видение, но снова: темная вода, он и Кейт.
Потом все прошло.
Браун барабанил пальцами по краю стола. Мид шумно втягивал в себя воздух. Митч Фриман, обычно такой спокойный, теперь громко вздыхал, а в перерыве щелкал суставами пальцев. Слаттери жевала резинку, громко выдувая пузыри.
Кейт подняла голову.
— Морин, пожалуйста, перестань издавать этот противный шум.
— Я? — Слаттери тут же выплюнула жвачку в урну.
Вся группа сгрудилась над последним опусом Живописца смерти. Он заставил их ждать. Но не долго.
— Ладно, давайте обсудим.
Кейт еще раз посмотрела на репродукцию. На картине был изображен мужчина, привязанный к античной колонне. Его тело пронзали более десяти стрел, а рядом с его лицом было наклеено лицо Кейт.
— «Святой Себастьян», — сказала она. — Кисти Андреа Мантенья, итальянского художника пятнадцатого века.
— А зачем твое лицо? — спросила Слаттери.
— Это вырезка из «Нью-Йорк тайме», — проговорил Браун. — Снимок сделан во время благотворительного вечера.
Кейт этого ждала. Ждала, когда же Живописец смерти доберется до нее. Это было неизбежно. Она чувствовала, как он подбирается все ближе и ближе. И вот…
— Я завершаю его композицию, — промолвила она. — Ему не хватало только искусствоведа.
— Но вы много больше, чем просто искусствовед, — заметил Фриман. — Вы — его стимул.
— На этот раз никаких дополнительных рисунков. Он взял репродукцию картины «Святой Себастьян», на нее приклеил вырезку из газеты с моей фотографией и все это приклеил к репродукции другой картины, которая называется «Вид на Большой канал» и принадлежит кисти известного итальянского художника восемнадцатого века Каналетто. — Она перевела дух. — Тут ошибиться невозможно. Он указывает, с кем собирается расправиться и где. Со мной, в Венеции. — Кейт замолчала на пару секунд. — Как видите, Живописец смерти прислал мне приглашение. Придется поехать. Я должна.